Михаил Мазель
НИТИ ДОРОГ
Стихи
ИЗДАТЕЛЬСТВО
КЛУБА РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ
Нью - Йорк
2001
Михаил Мазель
Нити дорог: Сборник стихотворений.
Издательство Клуба русских писателей
Нью-Йорк 2001 - 222 с.
Mikhail Mazel
Lines of roads: Poems (in Russian).
The Russian Writers' Club Publishing House
New York 2001 - 222 p.
Автор книги Михаил Мазель родился в 1967 году в Москве. Стихи пишет с 20-ти лет. "Нити дорог" - первое издание. В него вошли произведения разных лет, написанные как в Москве, так и в эмиграции.
С 1997 года проживает в Нью-Йорке. Член Клуба русских писателей Нью-Йорка. Занимается web-дизайном. Автор страницы Клуба на интернете, где также известен как автор популярных литературно - художественных страниц и страниц об эмиграции.
Иллюстрации автора (Михаила Мазеля)
Library of Congress Catalogue Card Number in progress
ISBN 0-929924-10-X
© Михаил Мазель, текст, 2001
© Михаил Мазель, оформление, 2001
© Михаил Мазель, иллюстрации, 2001
All right reserved. No part of this book
may be reproduced or transmitted in
any form or by any means without
permission in writing from the
author.
Printed in the United States of America
New York
2001
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Я рисую картины стихами".
Стихи Михаила Мазеля, вошедшие в его первую книгу, написаны в разные годы и представляют собой своего рода итог работы молодого поэта за несколько лет. Судьба распорядилась так, что эти годы оказались нелегкими для автора, на долю которого выпали такие драматические испытания как борьба с тяжелым недугом и эмиграция.
И хотя стихи эти неоднородны по своему уровню, их объединяют и цементируют в единую книгу несомненная литературная одаренность автора, а также чистота и неистребимый романтизм его душевных устремлений, "умение удивляться". Безусловно только поэтический глаз может принять за цветок Луну на розовом стекле и увидеть, что "звезды в тумане тают тихо, как тени у скал".
За этим радостным, несмотря ни на что, удивлением перед чудом окружающего мира, за наивными по-юношески строками, столь не модными в наш прагматический век, легко просматривается личность самого автора, вызывающая явную симпатию.
Мне хочется пожелать ему не утратить с годами это яркое и оптимистическое зрение, которое быть может, и составляет необходимую и важнейшую основу поэзии.
Александр Городницкий.
Июнь. 2000
ОТ АВТОРА
Эта книга посвящается моим родителям,
моим близким, учителям и моим друзьям.
НА ПОРОГЕ
Люблю слушать классическую музыку. Предпочтений нет - Вивальди, Бах, Паганини, Верди, Чайковский, Прокофьев...
Люблю авторскую песню. Окуджава, Высоцкий, Визбор, Городницкий, Суханов, Татьяна и Сергей Никитины - те, чье творчество оказало на меня наибольшее влияние.
Люблю путешествия. Благодаря замечательному человеку, школьному учителю 444-ой московской школы Черняку Я.С, каждые каникулы всем классом мы отправлялись в сказочные поездки по огромной стране. Потом я начал ходить в байдарочные походы по рекам Подмосковья и Карелии, где учился слушать голоса птиц, музыку ветра, зов волн. Эти впечатления и легли в основу моих стихов.
Более чем за десять лет я написал 540 стихотворений, три повести и множество рассказов. Мои герои, неисправимые романтики, люди неунывающие, постоянно ищущие, верные и настоящие друзья.
Я родился в Москве 7 апреля 1967 года. В 17 лет, как и полагается, закончил школу и в том же году поступил в Московский Авиационный Технологический Институт, из которого в назначенные сроки вышел программистом и лирическим поэтом.
Книга, которую Вы держите в руках - мой первый поэтический сборник.
"Нити дорог" включает в себя 124 стихотворения, написанных в разное время и уложенных тематически в 12 глав. В первой главе-эпиграфе "Хранители" собраны стихи-посвящения тем, чье творчество вдохновляет меня. Остальные главы одна за одной откроют перед вами разные стороны жизни моего лирического героя. Вместе с ним вы отправитесь в поход по лесам и озерам или будете мчать на поезде куда-то вдаль. Будете встречать и провожать друзей. Вместе с ним вам предстоит эмиграция и знакомство с новым миром. Вас ждут встречи с его друзьями и прогулки по Нью-Йорку и Москве. Вместе с ним вы будете посещать театры и концерты и читать его любимые книги, а потом вслед за его воображением полетите в сказочные миры, где живут гномы и волшебники, рыцари и пираты. Вас ждут морские и даже космические путешествия.
Вы не найдете в этой книге ни правильных решений, ни рекомендаций на трудный случай. Мой лирический герой - обыкновенный человек, как сам я или Вы. Он не знает ответов на многие вопросы, которые ставит перед нами жизнь. Но он - счастливый человек, потому что знает, что в поисках этих ответов и есть смысл жизни.
Михаил Мазель
ХРАНИТЕЛИ
Все будет так, а не иначе...
ПАМЯТИ АНДРЕЯ МИРОНОВА
По легенде, Андрей Миронов
Родился, фактически, на сцене.
Он родился на сцене - и он умер на сцене.
Там прошла его жизнь - его лучшая роль.
Почему он так близок моему поколению,
с грустной песней в глазах комедийный король?
Разгулялась весна - отыграла пластинка.
Песня снова уносит в детство, к солнечным дням.
Ведь и мне отдавал свой талант по крупинкам -
Лицедей и Артист, что запомнился нам.
По его годовщинам измеряем свой возраст.
Вот и доску открыли. Там - идёт фестиваль.
Грусть моя, не молчи, жизнь - тяжелая проза.
Я смотрю его фильм - и уходит печаль.
Он родился на сцене - и он умер на сцене,
нам оставив на память грустный взгляд, песни, смех.
Четверть века прошло - не одно поколенье,
а его Фигаро не теряет успех.
Mарт, 1991
СЛАВНЫЙ МАЛЫЙ
Памяти В. С. Высоцкого
То было прошлою зимой.
Я поздно ночью шел домой,
и, вдруг, в ночи передо мной
звезда упала.
А я подумал: "Чёрт дери,
судьба в твоих руках - бери!"
Трамвай вдали скрипел дверьми,
искря по шпалам.
Когда же я пришел в свой дом,
сидел он молча за столом,
и я глаза скосил на лом
(за шкафом справа).
Он выше был и с бородой,
короче - именно такой.
И я подумал: "Шут с тобой".
И полегчало.
С тех пор он был всегда со мной.
Его дыханье за спиной
мне не давало впасть в покой,
и то - не мало.
Он всё меня куда-то гнал,
он мне покоя не давал,
и я себя не узнавал
в том славном малом.
Меня учил он в такт шагать,
стихи легко в ночи слагать.
Учил рубить, пилить, строгать -
и всё по нраву.
Я был прилежный ученик,
хоть и не вел за ним дневник.
К нему как к брату я привык
вполне по праву.
Я словно стал самим собой...
Лишь иногда ночной порой
гадаю: кто же он такой
и что с ним стало?
Его предназначенье в том:
прокрасться к бедолаге в дом,
растормошить его, потом -
проблем навалом.
Я знаю: этою зимой
средь ночи кто-нибудь домой
наедине с самим собой
придёт усталый.
Ему, быть может, повезёт -
его на кухне подождёт
и за собою поведёт
тот добрый малый.
Июль, 1995
ГОРДЫЙ ГЕРОЙ
Вспоминая Виктора Цоя
В вечность течёт ночь.
Будет опять день.
Гордый герой прочь
скрылся в свою тень.
Крутится старый диск -
слушать мешает треск.
Был ли оправдан риск?
Будет ли чист блеск?
В вечность идет ночь.
Гонит рассвет тень.
Песня летит прочь.
В новый большой день.
25 сентября 1994
НОКТЮРН
Памяти Б. Ш. Окуджавы
"Не оставляйте стараний, маэстро,
Не убирайте ладони со лба."
Когда уходит мудрый человек,
то кажется, что в мире стало злее.
Так учит жизнь. Так учит мудрый век,
но почему-то веку я не верю.
Когда уходит добрый человек,
уходят с ним тепло и мудрость взгляда.
Лета меняют даже русла рек,
ты только верь - останется он рядом.
И будет завтра следующий день,
и будут все учить или учиться,
и музыки повиснет в небе тень,
и солнце будет сквозь неё сочиться.
Скрипач ушел, но музыка звучит
под звёздным небом дымчатого зала.
И будут дальше умные учить,
и дальше дуракам всё будет мало.
* * *
А Музыке - ей никогда не тесно.
У Музыки - особая судьба...
"Не оставляйте стараний, маэстро,
не убирайте ладони со лба"
Июнь, 1997
НЕ НАДО БОЛЬШЕ ПЛАКАТЬ
Памяти Валерия Агафонова
Не надо больше плакать,
не надо, я прошу,
не надо, я уеду
и Вам не напишу.
Вас ждут ещё другие
друзья... и вечера.
Забудьте всё, что было.
Что было, то - вчера.
Вечерние туманы,
короткая гроза.
Зачем в глазах слезинки:
сплошная бирюза?
И снова рвутся струны,
теперь - в последний раз.
А в голове толкутся
обрывки глупых фраз.
Запомните мой голос
пускай - слегка хмельной.
И пусть моя гитара
останется со мной.
Уже и солнце село,
и пуст графин вина...
И куст увял сирени...
Опять - моя вина.
Не надо больше плакать,
не надо, я прошу.
Сегодня я уеду
и Вам не напишу.
Поверьте мне, не ходят
оттуда поезда.
Горит прощальной искрой
вчерашняя звезда.
Июнь - июль, 1991
ШАГАЛ
Марку Шагалу
Мы вместе с тобою летели по небу,
как будто слетели с картины Шагала.
Смешались в сознаньи былое и небыль,
и полночь незримо за нами шагала.
Мы вместе с тобою летели, обнявшись,
и шпили церквей проплывали под нами,
а звезды смеялись о чём-то вчерашнем,
и хлопало время мгновений дверями.
А скрипки звучали далёко и нежно,
и было немного тревожно и грустно,
и города профиль - прекрасно небрежный -
растаял в тумане движеньем искусным.
А ветер нас гнал за поля за рекою,
и мчалась навстречу нам леса громада,
а я любовался тобою такою,
которой не знал. И другой мне не надо.
Когда мы вернулись, - ты быстро уснула,
прижавшись ко мне и обнявшись с гитарой,
а постер Шагала, приставленный к стулу,
глядел на меня пролетающей парой.
Июнь, 1997
СТАККАТО
З. Е. Гердту
Куда ты опять уходишь?
Не всё ли теперь равно.
Не всё ли равно, где бродишь -
по тропкам, по строчкам, в кино.
Куда ты спешишь всё время?
Ты хоть на часок тормозни...
Сгорают в камине поленья,
нас грея в морозные дни.
Спешишь ты успеть быть всюду,
мгновенья даря, любовь.
Ты веришь, что не забуду?
Я знаю - вернёшься ты вновь.
Спешишь ты снова куда-то,
во тьму, где не видно ни зги.
А дождик играет стаккато,
рисуя по лужам круги.
21 ноября 1996
ВСЁ БУДЕТ ТАК, А НЕ ИНАЧЕ
Ю. И. Визбору
А, может, будет это так.
А, может, будет как в начале:
ты молча головой качала,
я пел немножечко не в такт.
Ах, сколько дней прошло с тех пор:
быть может - год, а может - вечность.
И двор - всё тот же, вроде, двор,
и дети в нём - сама беспечность.
Шумит далёкая тайга,
бренчит уставшая гитара,
и снится май, как и тогда -
в начале первого квартала.
А, может, будет всё не так.
А, может, будет всё иначе:
чуть слышно музыка заплачет,
и вспыхнет солнце, как пятак.
И будет солнце бить в стекло
и пахнуть лук, проросший в банке.
Звеня, покатит нас за склон
трамвай, проснувшись спозаранку.
И будет вечер, будет ночь,
уснувший незнакомый город.
Потом у нас родится дочь.
А в промежутке будут горы.
Шумит далёкая тайга,
бренчит уставшая гитара,
и май - такой же, как тогда
в начале Старого квартала.
А значит, будет это так:
всё будет так, а не иначе -
о чём-то музыка заплачет,
ей подпою опять не в такт.
Шумит далёкая тайга,
бренчит уставшая гитара...
Ноябрь, 1996
ХРАНИТЕЛИ
А. Городницкому
Храни тебя Господь от всех земных напастей.
За дальний горизонт опять дорога мчит.
Храни тебя любовь, пусть ветер рвёт на части
полотна парусов и рушит шторм гранит.
Храни тебя мечта, пределов нет которой.
С тобой она моря готова пересечь.
Храни тебя в пути. Пусть ветер мыслям вторит
и пусть тебе его понятна будет речь.
Храни тебя звезда, что светит всем, кто верит:
пусть в разных мы мирах, она - на всех одна.
Храни тебя везде надежда полной мерой.
На сказочных пирах пью за тебя до дна.
Хранители любви, вершители историй -
ваш флагманский фрегат опять вперед летит -
спешите сочинять баллады о просторах...
Далекий горизонт твою судьбу хранит.
Апрель, 1991
О СНАХ И О ВОЛНАХ
А. Макаревичу
"Ночью нам дарован покой,
А днем, на беду, не спится".
Лунный свет по земле расплескался
и, в волшебном таинственном сне,
на обрывках бумаги остался
снегом, выпавшим вдруг по весне.
Все проходит: обиды и дружба,
даже ночи безумной любви.
Как немного для счастья нам нужно -
только тихо его позови.
Мы, как дети, наивно моргаем
в приближении нового дня.
А волна, на волну набегая,
в океан убегает маня.
Так в копилку пути собирает,
удивляясь, что каждый тернист,
и о Гамлета роли мечтает
бессловесный с подносом статист.
Под усеянный звёздами купол
нитью тянется каждая роль
из волшебной коробки для кукол.
Рядом там и поэт, и король.
Там навстречу идущий прохожий
и гудки безобидных машин
слились в день на вчерашний похожий...
Как во сне, мы куда-то спешим.
А потом после праведной спячки,
как броню равнодушье храня,
мы своих настроений не прячем,
бога с чёртом в чём-то виня.
Где же суть? Я не знал и не знаю -
строчки песни порой не ясны…
Только каждую ночь призываю
до обидного чистые сны.
В них друзья за столом веселятся,
в них любимые преданы нам...
Но - судьбы беспокойной скитальцы -
мы на волю отдались волнам.
Сентябрь-октябрь,1990
ВИОЛОНЧЕЛЬ
Мстиславу Ростроповичу
Она - как живая, и даже - живей.
Никто не сравнится по голосу с ней.
Ей третье столетье - не дашь никогда.
Изгиб дивных бёдер пленит как всегда.
Есть друг у неё, свято преданный ей.
Он сердце ей отдал навек с юных дней.
И вместе по жизни шагают они:
единое сердце их тайны хранит.
Он плачет- с ним вместе рыдает она.
Она - и невеста, она - и жена.
И в горе, и в радости - чаша одна,
и вместе её выпивают до дна.
Он нежно обнимет её и до слёз
растрогают нас они песнею грёз.
Она - как живая, и даже - живей.
Никто не сравнится по голосу с ней.
Март, 1997
НАВАЖДЕНИЕ
В. Спивакову
Изящно рукава поправив,
взмахнет рукой и, прикоснувшись
щекой к изгибу юной девы,
в любви начнет он объясненье.
И затаив в момент дыханье,
и душу, вроде бы, настроив,
замрешь, наивно полагая,
что тоже в чём-то сопричастен.
Но это только наважденье:
ведь пот с его щеки стекает,
и без тебя писалось Баху,
и делал скрипку Страдивари...
11 августа 1996
ПРОФЕССИОНАЛ
Ж-П.Бельмондо
Я вижу мир в скрещении прицела
и чувствую его я на виске.
Я пулю, что убьет меня, не вижу,
но знаю, что она невдалеке.
Вот я иду, шатаясь, по карнизу,
а вот повис, сорвавшись, на руке,
и я упал, но чудом как-то выжил -
и снова перекрестье на виске.
Я человек без имени и дома
и снова влез в нечестную игру,
где ставкой жизнь - как это мне знакомо! -
а прикупом - убийство, не моргнув.
Скрип тормозов и скрежет по асфальту,
стук сердца - снова пот течет ручьем.
И снова я ушел каким-то чудом,
и снова взял у жизни я заём.
Так пусть зажат опять врагами в угол,
И пусть гуляет смерть невдалеке,
я не погибну, я обязан выжить -
будь дюжина прицелов на виске.
Восстановить я должен справедливость,
чтоб по заслугам каждый получил.
А вечером, чин чином, можно выпить
и улыбнуться из последних сил.
Февраль - май, 1991
ПРОГУЛКА ПО НЬЮ-ЙОРКУ
Звезды спят одни и те же...
РУБЕЖИ
Так принято: мы ставим рубежи,
которые должны одолевать.
А серпантин дорог вперёд бежит,
и миг прощанья поздно продлевать.
И я себе рубеж поставил за...
И оказался я за рубежом.
Преодолел - и снова рябь в глазах,
и снова в бой, и поздно пить боржом.
Мы движемся. Навстречу - рубежи.
Курьерский поезд вновь разрезал ночь.
И взят рубеж - повергнутый лежит,
и все сомненья улетают прочь.
И ранним вечером, а может поздним днём,
когда цвета смешались в легкий беж,
как на обломках топчемся на нём,
смакуя вслух: "Вот это был рубеж".
А между тем, не каждому дано.
Не каждому, не многим и не всё.
И то, что было - кануло давно.
А в будущем - кому как повезёт.
Ноябрь, 1997
ВРАЩЕНИЕ В НОЧИ
Над Москвой и над Нью-Йорком
ночь проходит с интервалом
от заката до рассвета.
В тот момент, когда ты встала,
за окном промчалось лето
над Москвой и над Нью-Йорком.
Над Нью-Йорком и Москвою
звёзды спят одни и те же,
Северное полушарье
украшая, как и прежде.
Пролетая, их смешал я
над Нью-Йорком и Москвою.
Над двумя материками
в направлении вращенья,
убегая от рассвета,
ночь готовит превращенье
снов в ответы в тусклом свете
над двумя материками.
Над вертящейся планетой,
далеко над облаками,
наши мысли вслед за летом
улетают, мотыльками
оживая в лунном свете
над вертящейся планетой.
Октябрь, 1997
ПРОГУЛКА ПО НЬЮ-ЙОРКУ
Моим друзьям - Маше и Сереже
Мы катались на машине
по Нью-Йорку в выходные.
Небоскрёбы и вопросы
возникали тут и там:
кто живет там на вершине?
Стерегут ли проходные?
Воду гнать легко ль насосам?
Есть ли место там котам?
Мы катались по Нью-Йорку
в час вечерний, в день субботний,
и снести хотели крышу
у машины - просто так.
Без дождя нет в крыше проку,
без неё сидеть вольготней
и увидеть много выше
можно - даже и чердак.
Мы катались без причины,
просто ради развлеченья:
без печали и без грусти
и, конечно же, без карт.
По мостам шуршали шины,
нас несло вперёд теченье.
И взлетали самолеты
над Гудзоном за закат.
Май, 1997
СКВЕРИК
соседям с улочки Беннетт
Мама суп готовит сыну.
Сын гуляет, рот разинув.
Изучает он букашек
и не хочет кушать кашу.
Три часа гуляет мальчик,
три часа грызет он пальчик.
В парке нашем возле дома
три часа веселый гомон.
Тут же - девочка на лавке:
из волос торчат булавки,
весело качает ножкой
в новых белых босоножках.
Кто ещё тут? Дяди, тёти,
кто уже не на работе.
Изучают все газеты:
то, что было как-то, где-то.
А под лавкой - пудель Арчик
сам с собой играет в мячик
и хвостом виляет грустно,
чтоб никто не дёрнул шустрый.
Вот такое тут веселье -
с четверга по воскресенье,
в понедельник, вторник, среду -
от восхода до обеда.
Август, 1997
ВЛАЖНОСТЬ
По Бродвею бродит старость из России
и авоськи тащит из последней силы.
Как всегда, друг друга подперев плечами,
тащутся супруги, как - не знают сами.
Что же будет дальше - радостней иль горше?
Радуют продукты в сумочке из Польши,
купленной когда-то в магазине Ванда...
Беспокоят раны... Мучают - и ладно.
Вырвали их с корнем, уезжая, дети.
Что им, старым, делать в этом Новом Свете?
А куда им деться? Принимают муки.
Силы, чтоб вертеться, прибавляют внуки.
Путая словечки: "Здравствуй, мой granddaddy,"
эти человечки, под ноги не глядя,
носятся на палках - чем они не кони?
Веселятся галки над скамейкой в кроне.
В магазине русском - русские газеты.
На площадке узкой - долгие приветы.
Как учить английский, чтоб ходить в больницу...
Как звонить со скидкой в бывшую столицу...
Вовремя ль начнутся завтра сериалы...
Пошутить бы в адрес Пугачёвой Аллы...
Но пропало слово в суете дорожной:
русского не вспомнить, по-английски - сложно.
Улетают ноты, улетают в небо.
И не разобраться - быль то или небыль.
С кем всё было это, с тем того не будет.
Может этим летом попрохладней будет.
Клинтон - Джулиани, SSI и велфер...
Отплывает память от последней верфи.
Но зато гуляют под окном внучата,
вдоволь получая свеженькой клетчатки.
Вот и снова вечер радует закатом.
Щеголяет ветер англо-русским матом.
Так же, как и прежде, "отдыхают" уши.
Той страны надежда здесь отводит душу.
Это - только сказка. Присказка - в том мире,
где, хоть и не сладко, жили - не тужили.
Вкалывали дружно, чувствовали важность,
что-то было нужно. Здесь - одна лишь влажность.
Слышно, слышно снова - были, были, были...
Затерялось слово в придорожной пыли.
Бывшие начальн... А...
Будущие звёзд...? Но
начинать сначала
никогда не поздно...
Октябрь, 1997
БРОДВЕЙ
Я живу в Нью-Йорке на самом Бродвее.
Только духом City тут совсем не веет.
От его контрастов форменно балдею:
слева тут - испанцы, справа - иудеи.
И дома - постройки середины века.
Между ними бойко разгулялись белки.
Продолжая ставить в письмах наблюденья,
я хочу представить ваше удивленье,
знать, что не напрасно шлю их, соловея,
из страны контрастов, прямиком с Бродвея.
Где-то небоскрёбы прорубили небо.
В гарлемских трущобах затаилась небыль.
А у нас в "поселке", в переулке тихом,
в городе Нью-Йорке сочиняю стих я
под огромным клёном, развернувшим ветки.
А вокруг - гуляют бабушки и детки.
Дедушки тихонько обсуждают прессу
под другим в сторонке, под живым навесом.
Чтобы столько сразу, да интеллигентов...
Сочинить бы фразу им для комплиментов.
Ветерочек с горки от Гудзона веет.
Я живу в Нью-Йорке на самом Бродвее.
Ноябрь, 1997
НОЧНЫЕ ПОЕЗДА
Под стук колес приходят мысли...
БОРТОВЫЕ ОГНИ
Тане и Жене
Уезжают друзья,
оставляют лишь спетые песни.
Бортовые огни
напоследок в глаза мне взглянут.
Уезжают друзья...
Ну, а новых не встретишь, хоть тресни.
И оракул поник,
ему жалко меня обмануть.
Нас поймало в силки
обнаглевшее грубое время.
И шлагбаум закрыл
к отступленью возможному путь.
Я закончил стихи.
Я стряхнул ненасытное бремя.
Я уже все решил.
Не важна мне банальная суть.
Что когда-то и мне
расставаться придётся однажды.
И поставлен мной крест
вместо подписи в книге разлук.
Я уже всё решил -
и не надо терзать себя дважды.
Только что-то опять
не дает мне спокойно уснуть.
Уезжают друзья,
оставляют мне спетые песни.
Бортовые огни
напоследок в глаза лишь взглянут.
Уезжают друзья,
ну, а новых не встретить, хоть тресни.
И оракул поник,
ему жалко меня обмануть.
Февраль - март, 1991
ПРОВОЖАЛЬНАЯ
Ты опять уезжаешь.
Я опять провожаю.
Эта ночь разлучит
нас с тобой навсегда.
Затаился рассвет,
словно вор, в полумраке.
Скоро лайнер умчит
часть мою без следа.
Ты меня позабудь,
не держи в сердце камень.
Это всё для меня -
мой удел, моя грусть.
Пусть уносит тебя
свежий ветер надежды.
Ветер с солью морской
мне достанется пусть.
Новый день наступил.
Наступил час расплаты.
Догорела свеча
и допито вино.
Вспоминать о былом -
это глупая слабость,
вспоминать о былом -
это, право, смешно.
Ты опять уезжаешь.
Я опять провожаю.
В этот раз навсегда.
В этот раз далеко.
Кто успел, тот допел.
Кто хотел, тот доплакал
на последнем сеансе
немого кино.
Октябрь - ноябрь, 1990
РАЗЛУКА
Я не могу простить,
но я могу понять.
Не надо лишних слов,
и мне не надо знать...
Причины не важны -
уже заглох мотор,
и мы у той сосны
закончим разговор.
Развилка двух дорог -
и нам не по пути.
Я карту потерял -
мне некуда идти.
Погасли две звезды,
за облаком - луна,
от бешеной езды
состарилась она.
Вот солнце уж взошло.
Бежит дорога вдаль.
На пол-шага вперёд
бежит моя печаль.
Осенним воробьём
нахохлилась она.
А мы костер зальём
остатками вина.
Я не могу понять.
Но я могу простить.
Не надо лишних слёз -
нам не о чем грустить.
Засохли пироги.
Кружится желтый лист.
Мелодию любви
играет гитарист.
Сентябрь - ноябрь, 1990
ДИПТИХ С ПОЕЗДОМ
Счастье - это не цель,
счастье - это само путешествие.
(Кто-то из великих)
НОЧНЫЕ ПОЕЗДА
Люблю ночные поезда.
Под стук колес приходят мысли,
и вспоминаются друзья,
ушедшие и те, кто близко.
Вдоль горизонта огоньки
опять куда-то убегают.
И лес опять вперегонки
с звездой полярною играет.
Люблю ночные поезда.
Мне нравится их чувство ритма.
В окно купе глядит луна,
она подсказывает рифмы.
Чай выпит и звенит стакан.
Мелькают тихо полустанки.
На верхней полке сна дурман
выходит, словно джин из банки.
Люблю ночные поезда.
Под стук колес я засыпаю.
А за окном уже заря
с луною в салочки играет.
Июль 1991
В ЖИТЕЙСКОЙ СУЕТЕ...
В житейской суете,
поймав мгновенье счастья,
неудержимо мчим
сквозь ночь и холода
через потоки звёзд,
предавшись дикой страсти.
Мелькают за окном
леса и города.
Листая жизнь свою,
как стопку фотографий,
и зная наперёд,
что можно, что нельзя,
мы держим путь туда,
где строчки эпитафий
затеряны среди
ненужного тряпья.
Но если по пути
шагает рядом кто-то
и дышит в унисон
и мысли льются в такт,
от счастья - сердце вон.
И пусть трудна дорога
и снегом занесён
таежный дикий тракт.
Ты, к ночи дописав
ещё две-три страницы
и миг передохнув,
опять стремишься в путь.
Пока спокойно спят
Великие столицы,
ты можешь шар земной
один перевернуть.
В житейской суете,
поймав мгновенье счастья,
ты снова мчишься в путь
сквозь лучшие года.
Пусть дышат небеса
с тобой единой страстью.
Пусть будет сладким миг,
хотя бы иногда.
Июль, 1991
КАРЕЛЬСКИЙ ТРИПТИХ
ДОРОЖНАЯ
Не печалься, милый друг - всё пройдёт.
Набирает поезд пусть быстрый ход.
Раньше времени грустить не спеши.
Ты успеешь ещё всё совершить.
Бледно светит над дорогой луна.
На пути встает лесная стена.
Страхи только ты в душе не буди.
У тебя ведь всё ещё впереди.
Пусть тревогу и печаль смоет дождь.
Сокровенного в душе лишь не трожь.
Ты гитару свою лучше настрой
И про дружбу и любовь песню спой.
Птицей пусть она взлетит над костром.
Белым голубем отправится в дом.
Кому надо сообщит, что любовь
Не умрет, покуда есть в жилах кровь.
Над тайгою тихо встала звезда.
По дороге вдаль бегут поезда.
А мечта рекой течёт на восход.
Дальний белый прогудел пароход.
Август, 1992
КАРЕЛЬСКИЙ ПЕЙЗАЖ
На холме в Карелии над озером
распласталась белой песней ночь.
Тёплый дождь полночной тихой прозою
гонит от костра в палатки прочь.
Вдалеке над сопкой блещут молнии.
Поднял ветер легкую волну.
Я спешу запомнить ту гармонию
прежде, чем щекой к тебе прильну.
На холме в Карелии над озером
спят в палатках добрые друзья.
Не мешают им раскаты грозные.
Тихо сочиняю песню я.
Песню про тебя и про скитания,
шумные пороги и леса.
Тишина одна внимает втайне мне,
распахнув озёрные глаза.
А заря уж снова занимается,
розовея, манит вновь восток.
Лето ещё только начинается.
Шелестит исписанный листок.
Август, 1992
ОБРАТНАЯ ДОРОГА ИЗ КАРЕЛИИ
Прощальный гудок паровоза.
Косой быстрый росчерк дождя.
Как в сердце вонзилась заноза,
но боль ощутишь погодя.
А поезд всё ход набирает
и скоро уж въедет он в ночь.
Да небо всё ниже свисает,
озёра проносятся прочь.
Как сон, незаметно промчались
недели в Карельской глуши.
На память на зиму остались
грибы, что успел засушить.
Остался оборванным эхом
простор для полёта мечты
и лег в душу радостным смехом,
тоску вытесняя в кусты.
Дорога уносит нас к дому.
Не виден во тьме поворот.
И льется мотивом знакомым
карельский прощальный фокстрот.
Сентябрь, 1992
ПРОЩАНИЕ С МАРШРУТОМ
Олегу Митяеву
Вагон качнулся и лица поплыли
назад. Прощанье и взмах рукой.
И вместо "будем" споём мы - "были".
Пойдут рассказы потом рекой.
А лес желтеет, не облетая,
но улетает назад - назад.
Ты смотришь в небо, и небо тает,
ползет заката с него слеза...
И лишь гитара осталась с нами,
всегда готовая рассказать
о том, как стихло заката пламя,
о том, что было - чего не взять.
Вагон качнулся, и лица поплыли
назад. Прощанье и взмах рукой.
А всё ж свершилось, и мы тут были,
одной мы плыли с тобой рекой.
Сентябрь, 1998
ДОРОГИ
Я. С. Черняку
Едет поезд, поезд мчится.
Верстовые сплошь столбы
улетают вдаль со свистом,
в темноту упёрши лбы.
Поезд едет, снег кружится,
льется песней лунный свет,
слово за слово ложится -
вот готов ещё куплет.
Полустанки, буреломы
и широкие поля.
То домой, то вновь из дома
носит по миру меня.
Два товарища напротив
дремлют в сумраке купе.
Не хочу им сон испортить,
ухожу сидеть в буфет.
Не дают покоя струны.
Или я им не даю?
Сочинять стихи нетрудно -
трудно душу лить свою.
Ну, а я из тех безумных,
тех, что струны льют из душ:
из своих, из неразумных,
мягких, словно теплый плюш.
Я в вагоне - ресторане
сочиняю новый гимн,
что спою я утром ранним
и не только тем двоим.
И гуляет вдохновенье.
И отброшена тоска.
И уходит прочь сомненье.
И аккорд берёт рука.
Февраль, 1992
НЕЗНАКОМКА
Открой свою мне тайну, незнакомка.
О чём грустишь ты в полутьме вагона,
пока под стук, незримый и негромкий,
назад уходят в сумерки перроны?
Быть может, ты пугаешься рассвета,
который притаился за стеною,
склонившихся деревьев, иль колёса
страшат тебя пустою болтовнею?
Твой взгляд поверх меня струится мимо,
как отблеск фонарей над верхней полкой.
И молча целый день уже сидим мы,
затерянные в стоге две иголки.
Сменяются на кипарисы ели,
выходят, как солдаты, из рассвета.
Уже цветут каштаны. Неужели
весна в разгаре? Скоро будет лето...
И к мысли я пришёл такой банальной:
мы думаем с тобой одно и тоже, -
что встреча наша не была случайной.
и на пути твоём я - не прохожий.
Доедет поезд, быстро разойдёмся
по сторонам - ну, что ж, - дорожный случай.
Друзьям расскажем, даже посмеемся,
что от судьбы такой был шанс получен,
но упустил... Так может, незнакомка,
решим судьбу - изменим ход событий,
пока несёмся мы незримо и негромко,
пока не объявили час прибытья?
Апрель, 1993
НА ПОРОГЕ
Я в город вернулся
родной и знакомый.
Давно я здесь не был -
три долгих сезона:
сезон пробуждений,
сезон воздержаний,
и целый сезон
исполненья желаний.
Я долго тут не был -
похоже три века.
По свету скитаясь,
искал человека,
кого потерял я
в сезон зарожденья.
А позже, что было -
одно наважденье.
С тех пор я скитался.
Я думал, что с целью.
Но внутренний мир свой
не смог сделать целым.
Века пролетали,
как мчатся секунды.
И рифмы слагались
коряво и скудно.
Я был не согласен.
Я бился - но тщетно.
Порой наполнялся
не тем, правда, чем-то.
И всё же я шёл,
не теряя надежды,
но песни слагались
иные, чем прежде.
Однажды зимою
я сбился с дороги,
почти отморозил
и душу и ноги,
Не помню, как выбрался
я к полустанку.
Запомнил лишь ложки
в гранёных стаканах.
Я утром проснулся
от солнца в окошке
и я потянулся
спросонок немножко.
За многие годы,
возможно, впервые
вскочил я с постели
в безумном порыве.
Сошел я с вагона
и чиркнула спичка.
Дымок папиросы,
гудок электрички,
И люди, и звуки,
и запахи даже -
мне всё говорило:
я был здесь однажды.
Я в город вернулся
до боли знакомый,
где память тревожит
вид каждого дома -
и сердце забилось,
расслабились руки.
Уже ль завершилась
эпоха разлуки?
Август, 1998
УЗДА
Пилёж - любимое слово байдарочника.
Я тебя провожал.
Я встречал поезда.
Я б и сам убежал,
только держит узда.
Только в доме моём
всё в тоске и в пыли.
Жаль, что снова вдвоём
нам с тобой не пилить.
Не "пилите" меня -
я и так сам не свой.
Дождик гонит, звеня,
пожелтевшей листвой.
Покрывает ледком
лужи утром мороз.
И под ложечкой - ком.
А в душе - море роз.
Розовеют снега.
Прилетает апрель.
Догорает слега -
закрывается дверь.
И опять поезда
улетают в полёт.
Но всё та же узда
мне взлететь не даёт.
К чёрту! Хватит забот.
Подождут все дела.
И рвану я вперёд,
закусив удила.
И в последний вагон
я вскочу на ходу.
Грудь сжигает огонь -
я тебя там найду.
Март, 1997
РАЗМЫШЛЕНИЯ В МЕТРО
Может быть мне это кажется,...
КАРТИНА
детская считалочка
На стене висит картина,
за окном растет рябина,
над рябиной клетка неба,
я сижу и стражду хлеба.
На полу со стёртым лаком
в полусне лежит собака.
Над собакой сверху крыша,
а в подвале рыщут мыши.
Высоко над крышей - птица,
вряд ли грач, скорей - синица.
А под ней бежит дорога,
и людей совсем немного.
Женщина в модняцкой шляпке
что-то прёт в огромной папке
и, в преддверьи скорой ночи,
дотащить быстрее хочет.
В этой папке, между прочим,
интересное всё очень.
Среди прочего картина:
"За окном растет рябина.
На полу со стёртым лаком,
развалясь лежит собака,
доедает кусок хлеба ..."
(Тот, что съесть хотелось мне бы.)
В звёздном небе та же птица.
Ну, а мне опять не спится.
А в глазах опять картина:
за окном растет рябина...
Сентябрь, 1994
ЗАРИСОВКА
Футбольный мяч в окно влетел со звоном,
и врассыпную разбежались дети.
Приемник на столе ревел Кобзоном.
И в салочки играл с листвою ветер.
По улице проехала машина
и окатила тротуар водой из бака.
В лучах заката вспыхнула витрина.
Проснулась и залаяла собака.
А за окном уже темнело небо,
и мяч в углу валялся беспризорный.
Кончался день, который был... (иль не был).
И тихо проявлялись в небе звёзды.
Стекло, пугая страшными зубами,
глядело на старушек у подъезда.
А те месили тайны меж дворами
и воплощали в жизнь решенья съезда.
Толпа вдруг неожиданно созрела,
достигнув в душах вскоре абсолюта.
Все, радостно крича "Ура!", глазели
на вспышки первомайского салюта.
Май, 1995
ОГОНЬКИ
Зелёный огонёк такси.
Один. Другой.
Кто в центр едет, кто форсить,
а кто - домой.
А я иду себе пешком.
Брожу. Курю.
В зубах с зажатым со смешком.
Смотрю. Творю.
Зелёный огонёк звезды
следит за мной,
а недоступные призы
стоят стеной.
И если б я представить мог,
чего хочу.
Но я, вдыхая легкий смог,
стою, торчу.
Зелёный огонёк в глазах.
Один. Другой.
И челюсти скрипят в пазах,
и хвост дугой.
И хочется пойти за ней.
Но нет, нельзя.
Сегодня мыслить надо мне.
Своя стезя.
Май, 1997
ВЕСЕННЯЯ НОЧНАЯ ПРОГУЛКА
Весна врывается в окно
ночною тишиной.
Не то луна, не то фонарь
свисают надо мной.
Я вышел из дому пройтись
без цели, наугад.
Брожу, бубня под нос стихи,
уж два часа подряд.
А ты сидишь себе и пьёшь
на кухне кофеек
и о моей любви тебе,
наверно, невдомёк.
С тобой мы встретимся ещё
чрез сотню лет иль две,
и я прочту тебе стихи,
а может, не тебе.
А коли будешь и не ты,
то ты, наверняка,
тогда же встретишь где-нибудь
ну, скажем, моряка.
И время вместе полетит
с весенним ветерком
и мне окно посеребрит
подлунным вечерком.
И я опять пройтись решусь
и выйду я во двор.
И двор со мною заведёт
бесцельный разговор.
И выкурю, в ночи бродя,
с десяток сигарет.
И вдруг, тебя во тьме найдя,
скажу тебе: "Привет!"
Апрель, 1996
КЛЁН
За окном отличная погода
и колышет клён своей листвой.
Я тебя не видел больше года,
но слагал всё время образ твой.
Вечерами складывал я тени
в странный не дающийся пасьянс,
сотни раз опробованный теми,
кто не смог найти себе альянс.
Клён стоит, надев наряд весенний.
Под дождём грибным слегка намок.
Может быть, о нём писал Есенин?
Клён не скажет, даже если б мог.
Ну, а я - отвечу, если спросят,
что люблю бродить я под дождём,
что меня совсем не черти носят...
Просто мы всегда чего-то ждём.
Просто мы всё время ищем встречи,
встречи, что сейчас произойдет.
Что-то с нами будет в этот вечер.
Смотрит клён в окно и с нами ждёт.
Декабрь, 1996
СЛУЧАЙНЫЙ БИЛЕТ
Вике и Алеше
Вечер, полумрак, Москва, на дворе - капель.
Выходной, весна, тоска - март или апрель.
Касса, переход, метро, спекулянт, билет.
Что сегодня там дают: фарс или балет?
Гардероб, фойе, толпа, мрамор, яркий свет,
билетёрша, зеркала, туалет, буфет,
лестница, ковёр, цветы, парочки, смешки,
фотографии, буклет, шорохи, шажки.
Неожиданный звонок, суета сует.
Что сегодня нам дадут: фарс или балет?
Постепенно гаснет свет, затихает скрип.
Зала взгляд в один момент к сцене вдруг прилип.
А реальность, что вокруг, растворилась вдруг.
И возник из тишины новый мир и звук.
Октябрь, 1994
КОНЦЕРТ
Шелест программок,
скрип половиц,
разные люди
с минами лиц,
гомон буфета,
мерный шумок,
фарс остановит
третий звонок.
Скоро затихнет
шорох одежд,
снова возникнет
ворох надежд.
Вот занимает
пульт дирижер,
и возникает
старый мажор.
Зала дыханье
слилось в одно,
мрачные мысли
сели на дно.
Вечные звуки
будут звучать,
о сказках добрых
можно мечтать.
Но всё разрушил
шумный антракт,
каждый нарушил
личный контакт,
заколыхалось
море в фойе
и возвратилась
проза вдвойне.
Но нас спасает
новый виток -
радостно крякнет
старый знаток,
снова оркестр,
снова минор,
горько заплачет
синий простор.
* * *
Стёр все ладони
верный бисёр,
вперив в пространство
бешеный взор,
эхом разбился
чей-то хлопок,
старый служака
взял номерок.
Темень ночная
смотрит в тебя,
тема витает
отзвуком дня,
улицей узкой
едешь домой,
музыка светит
яркой звездой.
Ноябрь, 1990
РАЗМЫШЛЕНИЯ В МЕТРО
Угрюмый гражданин на станции метро,
тебе я улыбнусь, обоим станет легче.
А если ты в ответ мигнешь шутливо мне,
то дальше я пойду, расправив шире плечи.
Мы все всю жизнь спешим, порою позабыв
наличие друзей и старые привычки.
Наш день - сплошной час пик, пик нашей суеты,
оборванный гудком последней электрички.
Проносятся опять потухшие глаза
полуночных окон последнего трамвая.
Ехидно смотрит ночь, пока не осознав,
что мы отчуждены, того не сознавая.
Типичный канет день отвергнутых идей,
что были, может быть, похожими на бредни,
когда меня вернёт обратно в мир людей
случайный чей-то взгляд пред полночью - последний.
Октябрь - ноябрь, 1991
ОСЕННИЙ МОТИВ
Слышится тихая музыка.
В небе - дыхание осени.
Ветер забрёл опять в волосы,
схваченные легкой проседью.
Вечер упал к ногам замертво,
дождичком, видимо, скошенный.
А я иду молча, кутаюсь
в пиджачок свой старенький, ношеный.
Может быть мне это кажется,
может быть делать мне нечего,
только смеяться мне хочется
мокрым странным хмельным вечером.
Всё, о чём я сейчас думаю,
в сорок строчек вряд ли уместится.
Фонари лишь свои головы
тянут через туман к месяцу.
Вдоль аллеи иду, брошенной
одиночеством в ночь темную.
С бодуна головой дёргаю,
отгоняю тоску томную.
Летят брызги от луж в стороны,
шуршат шины такси позднего,
спешат люди в постель теплую,
гаснут окна в домах гроздьями.
И какой-то старик тронутый
заиграл вдруг мотив осени.
Из окна, что одно светится,
дождем льется мотив простенький.
Замелькали слова строфами
под аккорды старенькой скрипочки.
И парят мысли те мокрые,
что связали надежд ниточки.
Продолжает играть музыка
в ритме дыхания осени.
Ветер забрёл опять в волосы,
схваченные легкой проседью.
Вечер упал к ногам замертво,
догорает окурок брошенный,
у подъезда стою я и думаю,
весь промок мой пиджак ношеный.
Сентябрь - ноябрь, 1991
НОЧНОЙ СПУТНИК
Кто нас пугает обычно ночью?
Тот, кто шагает всё время рядом
и гулким эхом зашторенных окон
нас гонит суровым скользящим взглядом.
Кто разделяет звёзды и время
и управляет непостоянством?
Кто обладает твоим суеверьем
и пустоту наполняет пространством?
Кто он, тот спутник наш полуночный,
так на кого-то очень похожий?
Не пропадёт ли, как призрак, внезапно,
если случайный пройдёт вдруг прохожий?
Его ли боимся обычно ночью
или того, кто шагает с ним рядом?
Сентябрь - ноябрь, 1991
НОЧНАЯ МОСКВА
Мерцают огоньки ночной Москвы
сквозь розовые сумерки заката,
и наползают тучей синей сны -
подручные незримого магната.
И, как прилив, внезапно охватив
витрины, улицы, дома и переулки,
они играют - каждый свой мотив,
возникнув из магической шкатулки.
И как туман крадется из болот,
они крадутся сквозь дверные щели,
чтоб совершить в душе переворот,
чтобы внушить нам то, во что мы верим.
И только шорохи полуночных машин
слегка пугают полуночных пешеходов,
и те спешат, и сны спешат вслед им
и тихо прячутся в подземных переходах.
Мерцают огоньки ночной Москвы:
все меньше окон, больше звёзд на небе.
Пусть каждому его приснятся сны,
пока заря не возвестит о Фебе.
Май, 1993
ПОЛНОЧЬ
Город вырос из тени средь ночных облаков.
Два десятка сомнений начали свой отлов.
И случайный прохожий, не успевший опять
на троллейбус последний, начинает мечтать.
Ярко вспыхнула спичка. Потянулся дымок.
Над витриной табличка. Под витриной замок.
Магазин, перекрёсток, и опять магазин.
На заборе набросок. В лужу пролит бензин.
На усталые плечи навалился мир грёз.
Зажигаются свечи веселящихся звёзд.
А вперёд убегает неизвестность опять.
Кто-то счастье поймает, кто-то свалится спать.
Сентябрь, 1994
СВАДЬБА
Саше О.
Племя молодое (Унывать нельзя).
Замужем подруги, женятся друзья.
И опять на свадьбу скоро мне идти,
снова убедиться в сложности пути.
Подарить подарки, угоститься всласть,
и в квартире жаркой от тоски пропасть.
Пожеланья счастья и веселый смех,
порожденный страстью первородный грех.
Гости и родные в двери семенят.
В эти выходные все - одна семья.
Тостов извороты: "Долгие года",
Поздравлений флотом правит тамада.
Быстро пронесутся первые часы,
Всех соединяют радости мосты.
Пусть слегка я пьяный что-то буду врать,
три блатных аккорда буду, может, брать.
На балконе с кем-то буду я курить,
о проблемах вечных буду говорить.
Пусть стоит на кухне коромыслом дым,
бьется пусть посуда: "Счастья вам двоим!"
Музыка играет самый лучший вальс.
"Пригласить на танец мне позвольте вас".
"Здрасьте, - до свиданья," - сожжены мосты.
Пробили двенадцать на стене часы.
И большой гурьбою мы домой идём.
Ночь нас поливает снегом иль дождём.
Иногда пугаем редких москвичей.
Фонари играют пламенем свечей.
Поборов желанье на асфальт упасть,
я такси поймаю, умирая спать.
И пока я еду через всю Москву,
не впущу я в сердце скуку и тоску.
И пока гуляет в голове дурман
песенку про это сочиню я вам.
Но такси домчало, вот уже и дом.
И всё завершилось добрым сладким сном.
Июль, 1991
НОЧНЫЕ СТРАХИ
Чего ты боишься, случайный прохожий?
Похоже, страшимся с тобой одного...
Ты косо взглянул, проходя, мне на рожу,
я - камень (случайно) придвинул ногой.
О, где вы, о, где вы, открытые лица?
Где ваши улыбки, сверкание глаз?..
Как только спускается ночь на столицу,
я знаю - не встретить на улице вас.
Стоит за витриной мое отраженье,
и красным сигналит в зубах Беломор.
Затихло в округе людское броженье.
А где-то в квартиру вбирается вор.
Март, 1997 г
НОЧНЫЕ СОМНЕНИЯ
Я старые смотрю стихи,
передо мной проходят лица.
А за окном моим столица
погрязла в облаке стихий.
Но как в былом немом кино,
в плену былых немых восторгов,
в сопровожденьи птичьих оргий,
открою памяти окно.
И в приоткрывшуюся щель
вольется ночь сплошным потоком
и будет жить, борясь с востоком,
как борется с рассветом хмель.
И наблюдая ту борьбу,
и вспоминая век короткий,
я фотографии в коробке,
как дни свои переберу.
Но наступает новый день,
и мне пора забыть сомненья,
и, как всегда, предаться лени,
и напустить на темя тень.
* * *
Да, так устроен человек:
он настоящий только ночью,
а днем душа покоя хочет,
скрыв блеск в глазах под тенью век.
Май, 1991
ВЕТЕР (БИЛЕТЫ НА СПЕКТАКЛЬ
"БЕСЕДЫ С СОКРАТОМ")
Это было на закате.
Август плыл, кончалось лето.
Я стоял у автомата,
продавала ты билеты.
И в глазах твоих прочёл я
то, что в зеркале б увидел:
как бродил бы я никчемный
и прохожих ненавидел.
Плыло небо над Арбатом,
а под ним Москва вертелась.
Побеседовать с Сократом
мне ужасно захотелось.
И внезапно я подумал,
и достал я сигареты,
чиркнул спичкой... Ветер дунул,
вырвав у тебя билеты.
И играя тем листочком,
траекторию отмерил,
две судьбы, две наших точки
он ему в тот вечер вверил.
- Это Ваши? Продаёте?
Если так, то покупаю.
Или вы кого-то ждете?
Как поймал их? ... Сам не знаю.
Плыло небо над Арбатом,
над Бульварным, над Садовым.
Двое плыли под закатом,
под обычным, не багровым.
Под Калининским проспектом,
за Эстонское посольство,
с ярким красочным букетом
и невольным беспокойством.
Может быть, простит Радзинский,
что ушли мы, не простились.
Герцена, Тверской, Никитский...
даже и не всполошились.
Нет им никакого дела,
что сбежали мы в антракте.
За бульвары солнце село.
Мы играем в этом акте.
Проплывают, как в тумане,
Пушкинский, осколок МХАТа.
И зайти куда-то манит
утром взятая зарплата.
Позади Макдональдс светит,
и карман уже не тянет,
и луна над всем на свете,
вероятно, скоро встанет.
Дядя Юра Долгорукий
нам вослед махнул рукою.
Может дядя близорукий
и не понял, что такое.
Он поймет, ещё не поздно.
Если что, то мы подскажем.
С любопытством смотрят звёзды
с неба и с Кремлёвских башен.
Задирается к нам ветер,
намекает на причастность
к нашей встрече в этот вечер,
раздувая наше счастье.
Мы ему спасибо скажем
перед самым входом в "Маркса",
а за нашим экипажем
ночь сорвется, будто клякса.
Сентябрь, 1996
МОЙ ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ
И я летел, точней бежал куда-то…
МОЙ ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ
Мой лирический герой сам не свой,
неполадки у него с головой.
Бродит ночью он один по Москве,
не желая поддаваться тоске.
Наплевать ему на грязь и мороз.
Не привык он никогда вешать нос.
Враз осушит залпом чая стакан
и душевно улыбнётся он вам.
Мой лирический герой - он такой:
парень добрый и весёлый - простой.
Он лукаво так прищурит глазок,
вам черкнёт он пару ласковых строк.
Про любовь и про дружбу навек,
про суровый, но радостный век,
про любовные песни в ночи.
Так уж вышло, ворчи не ворчи.
Мой лирический герой - он такой:
парень добрый и весёлый - простой.
И лукаво так, сощурив глазок,
вам на память он черкнёт пару строк.
Апрель, 1991
УТРО ТРУДОВОГО ДНЯ
Я поздно утром выхожу из дома.
Стою я у подъезда. Не курю.
Я улыбаюсь людям незнакомым,
а всем знакомым "здрасьте" говорю.
Потом иду я, глядя на прохожих,
бурча под нос романсы о любви,
и, примечая девушек пригожих,
я чувствую брожение в крови.
И, раздавая всем вокруг приветы,
я на работу вскоре прихожу.
Я быстренько стреляю сигарету
и разговор тогда я завожу.
И, как удав, отыскиваю жертвы.
Я новые читаю им стихи.
И думаю, что это не на ветер,
(надеюсь и на то, что не глухим.)
И, наконец-то, вволю насладившись
халявой и реакцией коллег,
к компьютеру поближе примостившись,
по клавишам я начинаю бег.
Июль, 1997
СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА
Ты куда? Бегу... Дела... Дела...
Срочные и так... ещё не очень.
Между прочим, я тебя искал.
Это так.... Меж нами... Между прочим.
Уезжала... Так я и решил.
На Гавайи?... Нет, пока что не был.
Я спешил? Подумаешь... спешил.
Тормозну. Взгляну разок на небо.
Кстати, помнишь? Года три назад.
Белой ночью - озеро и скалы...
Помнишь сопки? Помнишь сосны над ...
Над обрывом сидя, ты мечтала...
Позабыла... Что ж, не мудрено.
Года три, а то и все четыре.
Это было, было... и давно.
Многое случилось в этом мире.
Где работаю? Да много всяких мест.
...Нет. Ушёл. Нет, не люблю торговлю.
Слушай!... Если хочешь... Время есть?
Я сейчас такое приготовлю.
На диете... Жалко. Я живу
в трех шагах. Недавно переехал.
... Как всегда открыта дверь, зову...
Правда, чаще слушаю я эхо.
Как ребята? Вроде все путём.
Всем звоню. Встречаюсь. Правда, реже.
Этим летом? Как всегда - идём.
Север-север, север, как и прежде.
А-а? Стихи? Пишу... Что? Мой герой?
Мой герой такой же: славный парень.
Не грустит. Ну если... лишь порой.
Иногда играет на гитаре.
Так зайдешь? Не можешь... Право, жаль.
Вот визитка с новым телефоном.
Я могу... Не нужно провожать?..
Ну, пока. Пошёл я... За плафоном.
Август, 1998
ПОЭТ
День настал.
Сквозь веки песня льется.
Обрамленный светом силуэт.
Тихо встал
с кровати и смеется
молодой довольный всем поэт.
Он ласкает
музу свою нежно
у большого светлого окна.
Он впускает,
как всегда, небрежно
в душу свет, впитав его до дна.
Он запишет
что-то на листочке.
Пробубнит: "Готово. Я пошёл".
Не услышит:
"В шесть на старой точке".
Но ответит: "Буду. Хорошо".
И, конечно,
будет он шататься
мокрый и довольный под дождём.
И беспечно
будет он ругаться
и забудет, где его мы ждём.
Он придёт
немножко с опозданьем,
поцелует музу прямо в лоб
и прочтет,
застыв пред мокрым зданьем,
новый стих, обняв фонарный столб.
Не заметив,
как к друзьям в квартиру
мы его тихонько приведём,
он получит
томиком Шекспира
и тогда немного отойдёт.
Он попросит
тихо полотенце,
вытрет голову и сразу запоёт.
Кто-то бросит
лихо сигареты,
скажет: "Не фальшивь так, обормот".
И поняв намёк,
он с нами выйдет,
затянувшись сладко, на балкон.
И зевнув,
конечно, он увидит
много рифм в мерцании окон.
Что возьмёшь с него?
Поэт, поэт и всё тут.
Надо знать и надо понимать.
Ты зевнешь,
он скажет: "Эх! И ты, Брут!",
продолжая что-нибудь читать.
Он отвергнет
наши все упрёки
в том, что он романтик и чудак.
Для согрева
примет после водки,
согласившись с тем, что это так.
Согласившись
с тем, что не умеет
сочинять серьезных он поэм.
Накурившись
и немножко млея
скажет тихо: "Ладно, я поем".
* * *
К часу ночи
он домой вернётся
с музой в голове и у плеча.
Между строчек
с первой разберётся,
со второй - отправится мечтать.
Август, 1997
А ПОТОМ?
Он читал ей на ходу, как всегда.
Как всегда, она смеялась над ним.
Как обычно, думал он: "Не беда,
просто рифма эта ей не сродни"
Шёл он дальше рядом с ней и гадал,
чем не нравится ей слово "трамвай"...
Но вопрос ему додумать не дал:
"Не сходить ли нам в кино?
Ну, давай!"
А потом был зимний вечер в Москве
и прогулка по бульварам вдвоём,
и притихший припорошенный сквер,
и замерзший до весны водоём.
А потом услышал он: "Не зевай!"
И снежком он получил невзначай.
А потом они догнали трамвай
и поехали к нему кушать чай.
Встал к окну он и уже не читал,
он смотрел ей неотрывно в глаза.
Что он видел в них? О чём он мечтал?
Что он слышал? И о чём не сказал?
А потом был поцелуй, как во сне,
и дурман её пленительных губ.
Сумасшедший ослепительный снег,
заносящий черноту крыш и труб.
Они сели в темноте на диван.
И услышал шёпот он: "Не вставай.
К черту чай, мой славный добрый болван.
Почитай мне свой стишок про трамвай"
Февраль, 1998
ДЕТОНАТОР
Я не пьяный, я так... опьянённый,
а шатаюсь, так это от ветра.
Я не пленный - я малость пленённый
содержимым простого конверта.
И всего-то три маленьких строчки
да едва слышный запах жасмина.
А в висках - пулеметы стрекочут.
А в душе - разрываются мины.
Я иду, я шатаюсь, как пьяный.
Я лечу, подгоняемый ветром:
юго-западный - в спину мне прямо.
Пять в секунду огромнейших метров.
Ветер дует! Спасибо, попутный.
Он к тебе меня мигом доставит.
Может быть, я был парень беспутный,
но сегодня я цели - поставил.
Я на взводе, дрожит детонатор.
Ты его заложила однажды.
Час до взрыва, на рейде - фарватер.
Я плыву. Я сгораю от жажды.
Апрель, 1997
ВЗГЛЯД ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ
Я в прошлый вторник, где-то в три,
у зеркала сидел.
Знакомый кто-то изнутри
навстречу мне глядел.
Задумчиво, через плечо,
в раскрытое окно.
И я в глазах его прочёл:
"А, собственно, ты кто?"
А за окном мой город плыл,
кричал, гудел, кипел.
То поднимал он к небу пыль,
то стройками скрипел.
Вдруг визави мой - сделал шаг.
Ударился я лбом.
И я сказал: "Приятель, ша!!!
Ты что тут встал столбом?!!"
Но тот напротив - промолчал,
печально глядя вдаль.
А ветерок слегка качал
ближайший к нам фонарь.
Гнал облака тот ветерок,
отбрасывая тень.
Я до конца понять не смог,
что ж в тот случилось день.
Я помню взгляд лукавых глаз
и в них задорный свет.
Я помню он сказал: "Дерзай!"
И позже чуть: "Привет!"
Как оборвал он разговор,
захлопнув резко дверь.
Как я синхронно с ним во двор
сбежал, твердя лишь: "Верь!"
Дороги наши разошлись.
Не знаю, где был он.
А я, конечно, поспешил
в тот двор, где старый клён.
По лестнице к тебе взбежав,
щекой к тебе прильнул.
Клён всей листвою задрожал,
когда в окно взглянул.
За поцелуями ему
подглядывать не вновь.
И он, листочком в нас швырнув,
шепнул: "Любовь... Любовь..."
* * *
Тот тип мне хитро подмигнул,
когда, придя домой,
я в зеркало мельком взглянул,
вновь став самим собой.
Февраль, 1998
ЛУЖИ
Лужи лежат и глядят на меня.
Я мимо них спешу.
Нити дождя обгоняют, звеня,
в лужи воткнувши иглу.
Лужи лежат у меня на пути.
Чёрт бы их всех побрал.
Солнце прошу я: "Браток, посвети,
чтоб лужи канули в пар".
А чуть в сторонке играет малыш.
В луже блестит бензин
радугой - маленький мир среди крыш,
средь магазинных витрин.
Лужи встают на пути - коробки
смело в них он кладёт
и, начерпавши воды в башмаки,
к пристани дальней ведёт.
Кончился дождик, и сохнет асфальт.
Радуга вместо крыш.
Где-то в душе просыпается альт,
где-то играет малыш.
Лужи лежат и глядят в облака.
Я мимо них спешу.
Ярко сверкают тех луж зеркала,
только я в них не гляжу.
Лужи, лужицы, моря,
ручейки и реки...
Доплывёт ли до тебя
мой корабль во веки?
Солнце вышло из-за туч,
радуга смеется.
И, быть может, новый луч
нас с тобой коснётся.
Февраль, 1996
ОТ И ДО
Пора, пора, пора. Зовёт в дорогу утро.
Издав прощальный скрип, задумалась кровать.
А под кроватью пыль и томик Кама-Сутры.
И хочется ещё, но некогда зевать.
Давай, давай, давай. Скрипят о снег подошвы.
Стремглав несётся он, порой сбивая с ног.
И незнакомый слог, озябший и продрогший,
в момент к усам примёрз и улететь не смог.
Вперёд, вперёд, вперёд. Сквозь непогоду к свету.
К весне, к теплу, к метро. И даже к очагу.
И снова на бегу я шлю всем вам приветы
и, может быть, тот слог для вас я сберегу.
Всегда, всегда, всегда. И ничего другого.
Примёрзший слог в усах велит не унывать.
Когда придёшь домой в час ночи... в пол - второго,
оттает от усов, лишь ты начнёшь зевать.
Ноябрь, 1997
СТРЕМИТЕЛЬНОСТЬ
Летел стремглав к закату летний день.
Летели облака-аэростаты.
Летела, удлиняясь, моя тень.
И я летел, точней бежал куда-то.
Спешили мысли, люди, воробьи.
Спешило время и спешило тело.
Спешили выйти в море корабли.
Спешил закончить вечер своё дело.
Стучал спешащий в парк пустой трамвай.
Стучал каблук подковкой из металла.
Стучала мысль: давай, давай, давай!
И в дверь твою рука моя стучала.
Июль, 1997
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ДУШИ
Путей - дорог тут более чем сто...
О вреде и пользе Интернета можно спорить. Но то, что он есть, - остается фактом. Так получилось, что часть моего времени и часть моей жизни связана с ним.
Этот маленький раздел может содержать слова, непонятные для тех, кто далёк от компьютера. Поэтому я сопроводил его комментариями в конце главы.
ОДА ИНТЕРНЕТУ
Друзья, товарищи, собратья,
гуляки в нитях Интернета,
в паучьи(1) кто попал объятья
на всех материках планеты.
Я призываю вас к общенью,
и шлю вам всем свои приветы.
Оставьте только сообщенье
или спросите вы совета.
И кто-нибудь тогда ответит,
и кто-нибудь тогда сошлётся.(2)
С обратной стороны планеты,
быть может, кто-то улыбнётся.
А кто-то пожелает счастья,
а кто-то вашу page(3) покинет,
а кто-то новый в одночасье
в guestbook(4) свой message(5)
вдруг закинет...
Хотите вы найти невесту
иль предложить свои услуги -
пожалуйста, всем хватит места.
Ткут паутину web'а(1) слуги.
Приветствую, Мой посетитель,
и ты туда же... в Паутину?
Коль что не так, - тогда простите,
надеюсь, было не противно...
Я рад гостям и рад советам,
и рад намылиться(6) к вам в гости.
Ну а пока - я шлю привет вам.
До встречи всем на новом host'е(7)!
Апрель, 1997
МЫШИНАЯ ВОЗНЯ(8)
Взошла звезда. В квартиры вторглась тьма.
Ушли все спать, кому вставать с рассветом.
А у тебя опять желаний тьма
и снова манят сети Интернета.
И ты встаешь. Вновь прорезает свет
от монитора угол кабинета.
И ты опять в чём был выходишь в свет
и пред тобою снова вся планета.
Ты проверяешь собственный свой дом, (9)
идёшь потом путем знакомым в гости.
и дело, в общем, собственно, не в том,
что ни о чем тебя никто не просит.
Путей - дорог тут более чем сто.
А, если честно, более чем двести.
Мышиною возней качая стол,
последние прочтёшь затем ты вести.
И в тот момент, пробив наплывы сна,
из нижнего угла вдруг мышью пискнет. (10)
И знаешь ты уже, что то - ОНА,
и слово "message" сладостно зависнет.
Декабрь, 1997
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ ДУШИ
Новогоднее затишье в Интернете.
Я сижу, опять грущу один в ночи.
Знаю точно, где-то на планете
родственная мне в Сети душа торчит.
Параллельными мирами с нею бродим.
Вечно мы должны куда-то все идти.
И слова-ключи в окне выводим,
понимая, что найти - что не найти.
Параллельные прямые в бесконечность
убегают дружно. Маленький пустяк.
Светит им в пути одна лишь вечность
и, увы, не пересечься им никак.
С этим справился один лишь Лобачевский(11).
У него в науке с этим всё "путём".
Тихо я надеюсь, если честно,
что с тобой не параллельно мы идём.
Январь, 1998
АНТИНОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ
ПОЗДРАВЛЕНИЕ СКВОЗЬ ИНТЕРНЕТ
Диме
Мой старый друг, не верь пустым словам.
Всё это просто глупые наветы.
Я точно так же близок снова к вам,
хоть между нами много километров.
С тобой мы оба выйдем на балкон
и сигареты мы закурим молча
напротив гаснущих полуночных окон
среди безмолвных млечнозвездных полчищ.
И выпущенный в ночь колечком дым
тотчас же облаком помчится светло-серым.
И часть души умчится вслед за ним:
твоей - на юг, моей к тебе - на север.
А дальше воротимся мы за стол.
К закускам. За твое здоровье выпьют.
Надеюсь в пожеланьях будет толк...
Подарков ты получишь сразу кипу.
А я, в бокал налив чуть-чуть вина,
присяду у экрана монитора.
И так начну: "Здорово, старина!"
И поздравленье теплое пристрою.
И ты услышишь сразу мой привет
и улыбнешься, может быть, ты после.
И сразу сотни разных "да" и "нет"
закружатся тихонько где-то возле.
Мой старый друг, не верь пустым словам
Всё это просто глупые наветы.
Я точно так же близок снова к вам,
благодаря страничкам Интернета.
Ты сядь на стул и кнопочку нажми.
Как пианист расправь свои ты пальцы.
И в гости ты меня к себе прими -
приятеля, бродягу и скитальца.
Октябрь, 1997
КОММЕНТАРИИ:
(1)Web (World Wide Web) - Всемирная Паутина, синоним слова Интернет.
(2)...сошлётся - поставит ссылку, то есть укажет на своей Интернет странице адрес вашей.
(3)Page - страница в Интернете, текст на экране компьютера с информацией.
(Это может быть как деловая информация, так и чьё-то творчество: стихи,
рассказы, фотографии,.. может быть рассказ об авторе страницы и пр.)
(4)Guestbook - гостевая книга, страница, на которой любой пользователь
Интернета может оставить свое сообщение (комментарий к увиденным и
прочитанным материалам автора).
(5)Message - сообщение, информация, оставленная в гостевой книге, присланная по компьютерной почте (e-mail) или другим средством коммуникаций через Интернет.
(6)...намылиться - игра слов. Слово "мыло" похоже на слово "e-mail" (компьютерная электронная почта).
(7)Host - в применении к Интернету: компьютер, включённый в сеть.
(8)Мышиная возня - не имеет ничего общего с маленькими животными или
"закулисными" интригами. Мышка - компьютерное устройство.
(9)...собственный свой дом - Домашняя страница: страница, сделанная автором не с коммерческой целью, а для того, чтобы рассказать о себе (и о своём творчестве).
(10)...мышью пискнет - Один из путей виртуального общения через Интернет
позволяет разговаривать или переписываться в реальном времени.
В момент "вызова" на разговор компьютер издает особый звук, означающий
начало "беседы".
(11)...справился один лишь Лобачевский - В геометрии Лобачевского параллельные прямые пересекаются в бесконечности.
КУХНЯ
Я рисую картины стихами...
ИГРА
Сам с собой я играю в слова.
И за белым окошком бумаги
набежит вдруг на берег волна,
затрепещутся по ветру флаги.
Я лежу и смотрю в потолок
сквозь устало прикрытые веки.
Там вдали синий неба глоток,
с дальних гор вниз бегущие реки.
А вокруг четырех моих стен
разыгралась, расплакалась вьюга.
Да скрипит под окном старый клён:
"Вы навек потеряли друг друга".
Но темнеет, и стихла метель,
проявив в небе новые звёзды.
И красавица снежная ель
пробуждает опять во мне грёзы.
Сам себе наливаю в бокал
я холодный шипучий напиток.
Я не знаю, кто так замотал
наши судьбы в клубок рваных ниток.
И распутать его я бы смог,
но найти его надо мне прежде.
Без пяти на часах. Новый год
пять минут оставляет надежде...
Снова слышу я чьи-то шаги.
Холодильник прервал свои трели.
И знакомым движеньем руки
открываются сонные двери.
Сам с собою играю в слова
я на белом листочке бумаги.
Февраль, 1992
РИСОВАНИЕ
Я сегодня рисовал. Начал с неба.
Было небо у меня ярко-синим.
Снизу вверх я протянул много стеблей,
и тянулся я, и рос вместе с ними.
А потом я рисовал долго гору.
Дальний склон её покрыл южным лесом.
Чтоб по кронам не скользить быстро взору,
там на склоне сделал голое место.
Но гора та перевесила вправо.
Чтоб в картину возвратить равновесье,
отыскал на эту гору управу:
солнце яркое ей слева подвесил.
Только солнца одного было мало,
и пришлось пролить мне лужицу моря.
Море тихо разлилось, засверкало,
не бушуя и с горою не споря.
Обмакнул я в белый цвет кисти кончик,
и поплыл за горизонт вольный парус...
А в Нью-Йорке время близилось к ночи.
За окошком очень быстро смеркалось.
Май июнь, 1999
НАБРОСОК
Я рисую картины стихами,
осторожно, мазок за мазком.
Расплескались вновь строфы волнами,
проплывая за пыльным окном.
Я рисую стихийно, спонтанно,
ночью - всё, что я днём увидал.
Я рисую, и звёзды в тумане
тают тихо, как тени у скал.
Я рисую зарю на востоке,
длинный поезд среди тишины.
Я рисую надежду в потоке
звуков песни, что мне лишь слышны.
Я рисую грозу над холмами,
что синеют сквозь строки дождя.
Я рисую разрывы и пламя,
что бушуют в душе у меня.
Я рисую незримые нити,
что возникли меж мной и тобой,
нетерпенье, пути и открытья
и, конечно, дорогу домой.
Май, 1993
ИГРА ВООБРАЖЕНИЯ
Незаметными штрихами
я рисую, как картину:
вечер, небо с облаками,
дом, знакомую квартиру.
Сквозь открытое окошко
слышны звуки патефона.
Сладко спит на стуле кошка,
и на люстре нет плафона.
Незаметно, лишь штрихами
я рисую. На портрете
грусть, и тени под глазами,
пыль на стёршемся паркете.
Обстановка в полумраке:
стол, буфет и два бокала.
И прогулка в старом парке,
и прощанье, и вокзалы.
Незаметными штрихами...
Я рисую. На бумаге
встали новыми стихами
строки черно-белых магий.
Снова, снова тот же образ.
Те же лица в круге света.
Снова слышу милый голос
в полумраке у буфета.
Июнь, 1995
БЛУЖДАНИЕ
Троллейбус прошуршал
по мокрому асфальту,
искрой закат пронзил
и скрылся за углом.
Стихали не спеша
в умытых окнах-смальтах
лучи, что отразил
стоглазый блочный дом.
А запахи весны
меня из дома гнали.
И вышел я пройтись
сквозь сумерки и двор.
Решил я прояснить
вопросы, что смущали,
а мысли разбрелись,
почуяв разговор.
Вот так я и бродил,
бессмысленно шатаясь,
от дома до угла,
я шёл - куда влекло,
огонь гася в груди,
да рифмам улыбаясь,
я снова убегал
куда-то далеко.
Темнело не спеша.
Я не спеша вернулся.
На лавочку присел
и вынул свой блокнот.
Соседке, что прошла,
я молча улыбнулся,
а в воздухе висел
аккорд из звёздных нот.
Троллейбус прошуршал
по чёрному асфальту,
искрою ночь прошил
и скрылся за углом.
Наивная душа
звучала нежным альтом.
Бродить я завершил
за письменным столом.
Апрель, 1996
МЕЖДУ ДЕЛОМ
Надо ли писать о грустном?
Думаю, что да,
но чтоб не было искуса
так писать всегда.
Надо ли давать надежду
каждому и всем?
Чтоб всё было как и прежде?
Или не совсем?
В жизни больше или меньше -
каждому своё.
Кому - слаще, кому - горше...
Всё, что есть, - твоё.
Не в словах конкретных дело,
дело, в общем, в том,
чтоб всегда стихи хотелось
наполнять добром.
Август, 1996
ПЕСЧАНЫЙ ЗАМОК СЧАСТЬЯ
Я разбираю по песчинкам
тот замок, что построил ночью.
Ошибок не найдя причину,
вновь огорчаюсь этим очень.
Пока он солнцем не иссушен,
пока не смыт большой волною,
так чтобы сразу не разрушить,
сниму я стену за стеною.
А время жмёт неумолимо,
рассвет наступит в одночасье,
и не хочу опять я мимо,
ведь замок строю всем на счастье.
Доселе мой плачевный опыт
ещё не дал мне разобраться
в своих ошибках. Странный шёпот...
Приказ иль просьба постараться?
И я тружусь без передышки.
Ищу причины разрушенья.
Я так хочу, чтоб замок вышел,
но не нашёл пока решенья.
Вчера приснился сон мне странный.
(Я прикорнул. На час забылся.)
"Попробуй строить не песчаный," -
услышал я и пробудился.
Январь, 1998
ПОЧЕРК
Разлинована бумага,
но пишу я не по строчкам.
Скачет, скачет бедолага,
прыгает неровный почерк.
Он догнать стремится мысли,
но не быть ему быстрее.
Лишь одно - возможный смысл
подгоняет, душу грея.
И за мыслями в погоню
устремлюсь, но не по строчкам,
спотыкаясь вновь о корни
запятых и многоточий.
И всё время я надеюсь,
что, пускай и с опозданьем,
мысли сложатся в идею
в теплой почве созиданья.
Февраль, 1998
КУХНЯ
Люблю кухонный полумрак
и синий от конфорки свет,
когда прекрасно виден брак,
сомнений и вопросов нет.
Когда заварен крепкий чай -
густой и чёрный, словно ночь,
когда в разгаре месяц май
и грусть-тоска уходит прочь.
Давно затихли голоса.
Спит город. Ночь. Молчит эфир.
Свет от экрана в волосах -
и предо мной открылся мир.
Телеэкран глядит на стол
безмолвный, как сама мечта.
На несколько пустых листов
бросает блёклые цвета.
Разверзлись стены. Далеко
лечу за призрачной мечтой.
Слова ложатся так легко
из-под руки само собой.
Июнь, 1996
МОЛОТОК
Пять лампочек и потолок,
и под спиной кровать,
но идиотский молоток
стучит, мешая спать.
Пять пальцев на одной руке,
и столько на другой,
пять глупых слов в черновике
уложены дугой.
Пять слов, пять мыслей, пять тревог,
сомнений тоже пять.
Спит пудель верный возле ног,
бегут мгновенья вспять.
Пять дней, пять вёсен, пять веков,
пять снов, пять тысяч лун...
Но лишь растет число витков
и сковывает ум.
Ноябрь, 1996
СЛОЖЕНИЕ
С недавних пор мне стали интересны
все незнакомые далёкие места,
чужие незнакомые мне песни
и шорох белого бумажного листа.
С недавних пор я перестал бояться
идти сквозь лес сомнений и тревог.
И чаще стал встречаться, и прощаться,
и гнать меня стремглав из дома слог.
Июнь, 1998
ЕЩЕ НЕМНОГО О ПОЛЬЗЕ ЧАЯ
Слово за слово цепляю -
крутится мотив.
Я сижу и сочиняю,
время позабыв.
Как далёкий отголосок
некой кутерьмы,
череда цветных полосок,
белого и тьмы.
Слово за слово ложится,
за мазком мазок,
но не вечно будет длиться
этот вечерок.
Выльет нам он ночи флягу -
что ж, пусть будет так.
Значит дольше спать не лягу -
это же пустяк.
Если будут не слагаться
строки - не беда,
надо будет налакаться
чаю, как всегда.
И тогда всё выйдет точно:
за глотком глоток... -
нужные увижу строчки,
глядя в потолок.
Август, 1996
ПОЛЁТ
Стихи звенят как бубенцы
средь тишины и звёзд
и выпадают как птенцы
из материнских гнёзд.
Летит по небу метеор.
Секунда - и сгорит.
Летит над облаком кондор,
торжественно парит.
А слабый молодой птенец
взмахнул своим крылом.
Ещё секунда - и конец,
не быть ему орлом.
Нет! Хоть тревожен тот полёт,
дрожит он на ветру,
но тот малыш уже поёт
гимн новому утру.
Летать жизнь может научить
всех, выпавших из гнёзд.
И стих рождается в ночи
средь тишины и звёзд.
Июнь, 1996
ОДИНОКИЕ СТРОЧКИ
Они сидели молча за столом
на "Полустанке вечных перепутий",
и веяло вокруг волшебным сном,
и предстоял опять далёкий путь им.
И он сказал тогда одной из них:
"Не одиноко ль Вам за облаками?
Быть может, Вам ко мне спуститься с них?
Мы вместе полетим, держась руками..."
"Простите, юноша, меня. Далёк мой путь.
Я не могу уже спускаться ниже.
Внизу не видно звёзд и тает суть.
Тут наверху я к ней гораздо ближе".
И обратился он тогда к другой.
Она сияла, как сама надежда,
и брови изгибалися дугой,
и колыхались трепетно одежды.
"Простите, сэр, боюсь что не смогу.
Я не берусь так высоко взлетать пока что.
Мне на морском вольготней берегу.
Не видно там у вас огней на мачтах".
На том, окончив грустный разговор,
все встали, чтоб лететь. Задули свечи.
Поднялись, кто как мог, оставив двор,
оставив всех, себя и даже вечер.
Они летели, растворясь в ночи,
опять свой стих слагая одинокий.
И стали уж невидимы почти,
когда их осветил рассвет далёкий.
Декабрь, 1997
НИТИ ДОРОГ
Есть много в мире пречудесных мест,
где не был я и никогда не буду.
А в сердце потаенный список есть
тех мест, что никогда я не забуду.
Но есть страна, в которую всегда
я приезжаю будто бы впервые.
Я вижу горы, строю города,
брожу в полях,.. когда пишу стихи я.
Там, где ты жил, дружил, любил, страдал
и часть себя, прощаясь, ты оставил,
Отняли что-то, что-то сам отдал...
Ты многого не мог себе представить.
Пылится нить непройденных дорог,
и горизонт становится всё шире.
Чеканю шаг и выверяю слог
в очередном мне незнакомом мире.
Июнь, 1997
СТИХОТЕРАПЕВТ
Но лучше это делать осторожно...
ПРАВИЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Что может высказать по данному вопросу
тупой, но образованный философ?
Он может, в общем, высказать два мненья,
имеющих конечные решенья.
Но, даже если теоретик будет умный
и знаний обладать он будет суммой,
ответ его навряд ли будет проще,
хотя ученый и не доморощен.
А при желании ты можешь сам, конечно,
ткнуть пальцем в небо словно в бесконечность
и даже попадешь, весьма возможно,
но лучше это делать осторожно.
Июнь, 1997
ПОСЕТИТЕЛЬ
Вечер музыку выводит.
В небе звёзд порядка ста.
И приходит тот, который
к нам приходит неспроста.
Он усядется чуть слышно
на диван, а то - на стол.
Спросит: "Что сегодня вышло?
И какая в этом соль?"
Полусмятые листочки
по порядку разберёт.
Кое - где добавит строчки,
кое - где - наоборот.
Он уйдет, когда по крышам
разольется лунный свет.
И что вышло, что не вышло...
Не услышит твой ответ.
Февраль, 1998
О ЧТЕНИИ
Когда мне нечего сказать -
читаю я стихи.
Случается - читаю вслух
(надеюсь - не глухим).
Когда я знаю, что сказать -
читаю снова их.
Про то, как я люблю читать,
слагаю новый стих.
Потом пишу я про друзей,
про то, что я люблю,
а иногда о тех вещах,
о чём не говорю.
О том, о чём среди толпы,
скорее промолчу.
О том... О многом... Обо всём,
что вам сказать хочу.
Июль, 1998
СТИХОТЕРАПЕВТ
Я сочиняю целый день
рассказы и стихи.
И лень моя уходит в тень
словесной шелухи.
А по ночам я вижу сон:
один, пятнадцать лет.
Из раза в раз приходит он,
как выключаю свет.
Сижу к врачу я на приём
(Рецепт и справку взять).
Выходит врач. Он мне знаком:
соседки - Клавы зять.
Высокий молодой брюнет
(Лет тридцать - тридцать шесть).
Меня зовёт он в кабинет
и предлагает сесть.
И вдруг, вопрос, как наповал:
"Ты, вроде бы, поэт?
Читай, браток, что написал.
Других вопросов нет!"
И достает огромный шприц
с длиннющею иглой.
Из тех, что выраженья лиц
меняют пред собой.
Смеется он: "Весна.... Дурман...
Пришёл прививкам срок.
И если, брат, ты графоман -
вколю тебе чуток.
Их слишком много развелось.
Спасенья, право, нет.
Вакцина, что в моём шприце,
несёт иммунитет.
Кому вколю её хоть раз
даю процентов сто,
что он уже ужасных фраз
не впишет на листок.
Пришёл ты в нужный кабинет,
не трусь, не укушу.
Коль да, так да. Коль нет, так нет...
Читай,.. и я решу."
* * *
Со мной, как с мышкой, он играл:
ни знака на лице.
Но, выслушав, он шприц убрал
и выписал рецепт.
Стирая пот со лба рукой,
я штамп смотрю на свет.
Там имя: доктор Так Такой,
врач - стихотерапевт.
Я за ухо себя щиплю:
не сплю ли я опять?..
И вижу, что уже не сплю:
темно, скрипит кровать.
* * *
Я сочиняю каждый день
рассказы и стихи.
И лень моя уходит в тень
словесной шелухи.
А как коснётся полночь крон,
погаснет в окнах свет,
из раза в раз приходит он -
мой стихотерапевт
Июль, 1999
ТЕНИ НА ПАТРИАРШИХ
Где я сейчас? Я сам не знаю. Где-то...
КНИЖНАЯ ПОЛКА
Там, где леший бродит по дорожкам
и русалка на ветвях сидит,
подожди меня ещё немножко
на лесной извилистой дорожке
в темноте, за дубом впереди.
Золотая цепь страницы свяжет,
призрачные горны протрубят.
Там дракон стоит века на страже,
но лазейку нам с тобой укажет
кот ученый, ус свой теребя.
Алым парусом надуются закаты
и умчатся к ночи облака.
Дорогой читатель, где ты? Как ты?
Бродишь вместе с нами ты по картам,
ищешь клад в старинных сундуках.
Что прекрасней ожиданья встречи?
Мы меняем страны и века.
За окошком вьюга. Зимний вечер.
На камине догорают свечи.
Карту чертит верная рука.
Значит снова рано нам в дорогу,
а пока сияют звёзд огни,
мы опять застынем на пороге
новой незнакомой нам дороги
сквозь миры неведомые книг.
Декабрь, 1997
ПОСВЯЩЕНИЕ ОСТЕРУ
Мы начнем повествованье
пионерам в назиданье,
но не скажем им про школу,
про уроки и уколы.
Ведь про тех, кто бестолков,
рассказал нам Михалков.
Мы же вам расскажем, братцы,
как неправильно питаться.
Надо тихо до обеда
скушать полбуханки хлеба,
но не просто в чистом виде -
маслом душу не обидеть.
Чтоб потом вам захотелось
выпить Пепси, чтоб вертелась
ложка в баночке с вареньем
(Для намазанья печенья)..
А когда настанет время
кушать суп без вдохновенья
и когда возникнут остро
наказания форпосты,
надо с очень умным видом
крикнуть (только без обиды),
обхватив руками тостер:
"Это все писатель Остер!"
Июнь, 1997
ВЕЧЕР С ТОМИКОМ ПУШКИНА
То - ли ветер воет,
то - ли кто-то плачет,
не печалься, детка,
будет всё иначе.
Будет всё как прежде,
будет даже лучше.
Это всё рулетка -
глупый грубый случай.
Всё изменит время.
Это только ветер,
это только дождик
хлещет в окна плетью.
Сказка возвратится
присказки чудесней.
Медленно ложатся
строчки новой песни.
Заложи листочком
как закладкой томик.
Будет завтра утро,
тихо будет в доме.
В стекла постучится
ветер... И надежда
сквозь окно ворвётся
с солнцем как и прежде.
Октябрь, 1997
НАПУТСТВИЕ
Д. Р. Р. Толкиену.
Забудь свои тревоги
сегодня в час ночной.
Дорога от порога
сверкает под луной.
В траве поёт кузнечик,
за печкою сверчок
настроил свою скрипку -
смелее будь, дружок.
Скорее, ждёт удача
и дальние края,
покуда на востоке
не теплится заря,
покуда предрассветная
не выпала роса
и к тайнам нас зовущие
не смолкли голоса.
Тебя пугает ветер?
Но он всегда ревёт.
Эльфийский колокольчик
нас к подвигам зовёт.
Поверь, что не собьёшься
в глухих лесах с пути.
И с верой и надеждой
сквозь ночь и страх иди.
Не трусь, когда в засаду
сумеет враг завлечь.
Поверь, в руке не дрогнет
волшебный острый меч.
Он голубым сияньем
разгонит тьму вокруг.
И мы тогда плотнее
с тобой сомкнёмся в круг.
Плечом к плечу прижавшись,
сквозь тысячи преград
пройдёт к заветной цели
сплотившийся отряд.
А после, на привале,
за чаркою вина
польётся дым из трубок
и зазвенит струна.
Польётся тихо песня
про славные дела,
про огненные взоры,
высокие чела,
сокровища и тайны,
про шорох древних рун
и серебристый отблеск
давно прошедших лун.
Дорога от порога
сулит тернистый путь.
За дальнею заставой
свой край не позабудь.
Когда же возвратишься
однажды ты домой,
то будет чем гордиться
перед самим собой.
Июнь, 1992
СКАЗКИ АНДЕРСЕНА
Гуляют сумерки. На скалах голубых
всё стихло в ожидании покоя.
Двенадцать лебедей в коронах золотых
проносятся над кромкою прибоя.
Гуляют сумерки. Шумит девятый вал,
подтачивая каменную стену.
Вот солнце село. Луч взметнулся и упал,
в последний раз позолотил он пену.
Мерцают звёздочки. Витает сна дурман.
Выходят из расщелин сказки строем.
Уж полночь близится. Спускается туман,
и песня тихо слышится из моря.
А в старом замке засыпает юный принц
и вспоминает песенку русалки.
Лишь слышен шорох недописанных страниц
и скрип деревьев в королевском парке.
Он вспоминает всё один и тот же день,
когда, волною сброшен как снарядом,
за борт упал. Пучины вмиг сомкнулась тень,
и никого не оказалось рядом.
И никого не оказалось, чтоб помочь.
А после начались уже виденья.
Он помнил девушку средь волн, и помнил ночь,
и смутно помнил ангельское пенье.
Был во дворце потом роскошный шумный бал
по случаю чудесного спасенья.
И принц русалочку, конечно, не узнал
в немой красавице - печальной и весенней.
Потом он смог свои виденья осознать.
Но не расторгнуть ей уж злые чары:
на ноги голос согласилась променять,
чтоб день любить, а после - пеной стала.
Всё как всегда. Любовь жестока и слепа
и требует опять кровавой жертвы.
И розовеют вечерами облака,
и песенку разносит легким ветром.
И море смолкнет, новой песней прозвенит.
Двенадцать птиц вдруг в братьев превратятся.
Добро, конечно, злые козни победит -
всё в сказках хорошо должно кончаться.
Всё так и будет, мне поверь Ну, а пока
подсматривать конец не будем сказки.
Волшебник Оле к нам спустился, как всегда.
Пусть на зонте не потускнеют краски.
Август, 1992
МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ
... ты мне не нужен. ... я тебе не
нужен. ... Но, если ты меня
приручишь, мы станем нужны
друг другу. Ты будешь для
меня единственным в целом
свете ...
А. Сент-Экзюпери.
Когда мой дом наполнит грусть,
я в полумраке, словно вор,
к окошку тихо подкрадусь,
ночной чтоб слушать разговор.
И мириады видя звёзд,
я вслушаюсь в их плач и смех.
Блеск добрых взглядов, полных слёз,
пробудит веру вдруг в успех.
Друзей я вспомню: тех, кто был,
и тех, кто есть, но отдалён,
кого давно я приручил,
и тех, кем сам я приручён.
Я знаю: в чёрной глубине
средь бесконечности и тьмы
есть тот, кто помнит обо мне,
есть тот, с кем в мыслях вместе мы.
И ночь, покой мне возвратив,
отпустит спать в конце концов.
И свой пронзительный мотив
споют мне сотни бубенцов.
Сентябрь, 1992
ТОМАС ГЛАН
Я попытался ... представить что-то вроде
культа природы, чувствительности,
точнее, сверхчувствительности души
Кнут Гамсун
Вновь холодно и вновь метёт метель
над брошенным в лесной глуши чертогом.
А я иду, иду сквозь сон и хмель,
как зверь во тьму несусь я из берлоги.
Со мной ружье и верный старый пёс.
Есть женщины: у моря... и в долине.
Но ветер чувство новое принёс,
и я ушёл - и вот один я ныне.
Я - Пан, я - бог лесов, полей и рек,
я - блудный сын волшебницы-природы.
И в девственном лесу свой кончить век
мечтаю я, а срок укажут годы.
Могу я выйти из любой глуши,
но не найду я сам к себе дороги.
Переплелись течения души:
они ревут как горные отроги.
Настала ночь и месяц вновь встает.
И вновь свистит во тьме шальная пуля.
Когда-нибудь она меня убьёт,
а не убьёт, так я найду - другую.
февраль 1993
МЕСТЬ
Возникнув из небытия,
он прошлого встревожил тени,
и четко встали среди дня
любви и подлости мгновенья.
Он мстит за отнятую честь,
он мстит за отнятые годы,
и, повторяя слово "месть",
о плесень стен скребутся воды.
Но твердость бастионов Иф
не сотрясти и сотней штормов.
Он, снова жертву поглотив,
отдаст её лишь рыбьим кормом.
В сырых подвалах - полумрак
и сумасшествие в их стенах,
и неизвестность смотрит - враг
на шрамы старые на венах.
Но тайну страшную хранят
две камеры... десятилетья.
Там до сих пор живёт аббат
иль тень его в неярком свете.
Там до сих пор витает дух
сокровищ, мудрости, изгнанья
и тишина терзает слух
безмолвным воплем осознанья...
* * *
Он мудр, красив, здоров, богат,
он знает всё и всё умеет.
Стоит в порту его фрегат,
восточная живёт с ним фея.
Он долго ждал пока враги
достигнут власти и богатства,
следя безмолвно, как круги
идут от злобы и коварства.
Он долго ждал, чтобы удар
был и страшнее, и больнее.
Он превратил свой божий дар
в петлю на ненавистных шеях.
Но непохоже, чтоб был рад
своей он над врагами власти.
И твердый непреклонный взгляд
не выдаст умерщвлённой страсти.
Он пощадил лишь только ту,
которую забыть не в силах:
не схватишь пули на лету,
любовь не остановишь в жилах.
Он оплатил свои счета:
врагам, друзьям - всем в должной мере.
Растаял остров. Ночь - черта...
Фрегат летит к любви и вере.
Август, 1996
ТЕНИ НА ПАТРИАРШИХ
Всходила полная луна
пятнадцатого дня Нисана,
и Патриаршие пруды
глядели в небо без обмана.
Зелёный отражая глаз
не то звезды, не то Мессира,
вода, уже в который раз,
ночные шорохи гасила.
Над нами прошмыгнула тень
иль на метле нагая дева...
Незримо зарождался день,
вновь делал мастер своё дело.
И ветер шелестел листвой,
а время - строчками романа.
Навстречу к нам по мостовой
шла неизвестность из тумана.
Борьба велась добра и зла -
извечная ночная тема.
И с моря туча вновь ползла
сокрыть врата Ершалаема.
Декабрь, 1996
ПРОЧИТАННЫЕ СТРОКИ
Я опасаюсь долго быть в тепле:
в тепле душа быстрее плесневеет.
Люблю бродить аллеей тополей,
когда прохладой с севера повеет.
Брожу один. Вокруг - одни стихи,
стихи и песни, дорогие с детства.
Брожу опять средь четырех стихий,
ищу, куда от пятой снова деться.
А иногда я что-нибудь пишу,
пою тихонько или вслух читаю.
И я домой вернуться не спешу.
И звуки города к полуночи стихают.
И я вхожу в согласие с собой,
закуривая третью сигарету.
Но не спешу я протрубить отбой.
Где я сейчас? Я сам не знаю. Где-то.
Я там, где та, которой нет пока,
из песни, недописанной до точки.
Дома луне подставили бока.
Порой встают прочитанные строчки.
Нам книги оставляют в душах след.
и лишь порой бывает мне обидно:
творил поэт. Творил десятки лет.
А нам всё то, что он создал, на полке видно.
Август, 1998
ЭРГАНЕТ
Миры пришедшие извне...
ПРИГЛАШЕНИЕ
Я приглашаю вас в свой мир,
вчера рождённый сном.
Там иногда бывает пир
и бродит мудрый гном.
Цари там дружат с пастухом,
там плачут и поют.
Там на валун, поросший мхом,
сменяют свой уют.
Я приглашаю вас в свой мир.
Сегодня. Нет, сейчас.
Смотрите, видите трактир?
Он ждёт меня и вас.
Уже искрится пенный эль
и льется лунный свет.
Уже поднялся с кружкой эльф
и тает слово "НЕТ".
Я приглашаю вас в свой мир.
Я ваши руки жму.
Спешить нам надо на турнир
и дань отдать ему.
Должны со злом сразиться мы,
закрыть его замком
И выйти в новый мир из тьмы,
в тот мир, что не знаком.
Декабрь, 1997
БИТВА С ТЬМОЙ
В темных коридорах слышатся шаги,
в мрачных подземельях прячутся враги.
Затаилось нечто в бледном свете свеч,
и зловещим блеском вспыхивает меч.
Нечто неземное возникает вдруг,
ужасы и страхи замыкают круг,
раздается душу леденящий звук,
кто-то тянет сзади сотню мокрых рук.
И под низким сводом нависает тень.
"Боже, дай мне встретить следующий день!"
Лишь заклятье древних остается мне,
меч и колдовские стрелы в колчане.
"Тени славных предков, становитесь в ряд!"
В этот час зловещий - поведу отряд.
Доблестным заслоном против полчищ тьмы
в этот миг кровавый будем только мы.
Огненные руны высекает меч,
темноту пронзает пламенная речь,
мужество и гордость наполняют грудь,
и с истошным воплем отступает жуть.
От лихих ударов рушится стена,
средь проломов всходит новая луна,
мерзость, страх и ужас убегают прочь,
и всё заполняет сладостная ночь.
Август, 1996
ХОРОВОД
Когда кричит удлоконов(*)
и воет зиреблог(*),
тогда двенадцать колдунов
выходят из берлог.
И в круг сложив свои мечи,
вновь держат свой совет.
Двенадцать посохов в ночи
волшебный сеют свет.
Из года в год сто тысяч лет
в зловещий этот час
от посохов волшебный свет
сверканьем режет глаз.
Из года в год из стёртых уст
заклятий льется дождь,
и раздается пальцев хруст,
и продирает дрожь.
В тот час, когда встает луна
из плесневелых вод,
вокруг большого валуна
ведут свой хоровод
двенадцать древних колдунов
с начала наших дней.
Кричит тогда удлоконов
сквозь заросли ветвей.
Двенадцать страшных стариков
садятся и молчат,
и шпили острых колпаков
над спинами торчат,
и губы стёртые в ночи
заклятия жуют.
Но, оперевшись о мечи,
они опять встают.
И лишь умолкнет зиреблог
и стихнет в душах дрожь,
ночь приоткроет свой полог,
проливши звёздный дождь.
Двенадцать древних колдунов
растают как дурман,
и жадно заглотнёт улов,
спустившийся туман.
Сентябрь, 1996г.
(*) зиреблог и удлоконов - выдуманные сказочные животные
ФЭНТАЗИ
Я шел за нею по пятам
три ночи и три дня
по самым сумрачным местам,
не разводя огня.
Из родников я воду брал
и ягоды лишь ел.
За что купил - за то продал:
кто смел был, тот и съел.
И ночь опять взяла меня
под чёрное крыло.
И тишиной опять звеня,
вновь воспарило зло.
И страх дрожащим ветерком
опять под кожу лез
и застывал, как в горле ком,
и с холодом, и без.
Но древний поборов инстинкт,
я лег на плед из мхов
и погрузился в лабиринт
приснившихся стихов.
И снова видел я её
в предутренних лучах,
но вновь видение моё
распалось в пух и прах.
Но лишь забрезжит новый день
средь сцепленных ветвей,
и упадет лишь только тень
меж сдвинутых бровей,
я снова встану и пойду
без устали вперёд,
надеясь смутно, что дойду:
кто верит, тот найдёт.
Июнь, 1996
НОЧЬ БРОДЯЧИХ ОГНЕЙ
Я опять посетил
мир больших фонарей
в день рожденья светил,
в ночь бродячих огней.
Я, наверно, забыл,
что очаг и уют
я давно уж пропил
и меня тут не ждут.
Я забыл, что сто лет,
как ушел я в леса
наблюдать, как в рассвет
переходит роса,
как стекает дурман
в чаши древних озёр,
вытесняя туман,
застилающий взор.
Но ловил я твой взгляд
в родниковом вине,
снова шёл наугад,
опьяненный вдвойне.
И тревожно маня,
становясь всё сильней,
охраняла меня
ночь бродячих огней.
А когда в звёздный час
выпадал млечный дождь,
я мечтал, и не раз,
утолить свою дрожь.
И при свете костра
среди чёрных теней
колыхалась, искря,
ночь бродячих огней.
Словно бешеный зверь
среди сотен берлог,
я искал твою дверь,
но найти я не мог.
Я метался в тоске
среди брошенных дней
и стучалась в висках
ночь бродячих огней.
Я вернулся назад,
я пришёл за тобой,
чтоб увидеть в глазах
горизонт голубой
и, в предутренний час,
ветер, ставший сильней,
и связавшую нас
ночь бродячих огней.
Август, 1996 г
ЭРГАНЕТ
Когда приходит Эрганет,
встает из-за камней
магический узор планет
тенями древних дней.
И непрерывно клонит в сон
спустившийся туман,
но чей-то отдаленный стон
вновь выдает обман.
Когда приходит Эрганет
и хочется так спать,
прошедших лун тревожный свет
безумствует опять.
И копошатся в глубине
доверчивой души
миры, пришедшие извне
из призрачной глуши.
Когда приходит Эрганет -
предвестница побед,
заря вечерняя влечёт
священный дать обет.
И в чёрном призрачном плаще
является сама
с звездой полярною в праще
ночная дева - тьма.
Август, 1996
НОЧНАЯ ВАХТА
Мне предстоял далекий путь...
ВОЗВРАЩЕНИЕ. ГАЛАКТИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА
Мы стали взрослее на тысячу лет,
нам звёзды открыли свой призрачный свет.
Нам сотни галактик махали рукой,
И мы позабыли дорогу домой.
И мы открывали иные миры,
порою не зная, что были там мы.
А где-то крутилась, легенды храня,
синея морями, старушка-Земля.
И как и когда-то на млечном пути
нам звёздная полночь сказала: "Лети!"
И вдаль устремились ракет поезда -
нас снова манила надежды звезда.
Узоры чертя в галактической тьме,
не зная конкретно: когда, что и где,
дары и награды незримо суля,
манила к себе нас старушка-Земля.
И долго была в мониторах лишь ночь.
Решил капитан поворачивать прочь.
И в это мгновенье меж мной и тобой
заполнил экраны рассвет голубой.
И сели мы быстро средь дикой степи.
И, в море травы осторожно ступив,
не знали мы, то что, ручьями звеня,
встречала потомков Родная Земля.
Июль, 1997
ПЕСНЯ ПУТЕШЕСТВЕННИКА
Вставай скорей, приятель,
за мысом ждёт корвет.
Бродяга и мечтатель,
зовёт уже рассвет.
Натянуты канаты,
Готовы мачты петь,
а паруса и ванты
пытаются взлететь.
Рассвет ничком свалился
в траву, пронзив туман.
Под солнцем заискрился
мираж далёких стран.
Настал момент прощанья.
Сомнений больше нет,
но всё звучит в сознаньи
привычное: "Привет!"
Привет, морские дали
и новые края.
По картам, что нам дали,
пройдём, перекроя.
Прорежем воды сетью
невидимых борозд,
где с неба гроздья светят
нам незнакомых звёзд.
А там, за тишиною,
припряталась гроза.
Страх, брошенный волною,
взглянёт в твои глаза.
Со дна вопрос поднимет:
"Придём ли мы домой?"
И души опрокинет
в пучину за кормой.
Но ты не смей пугаться,
не смей бросать штурвал.
Ведь стоит попытаться
пробить девятый вал
И, рассекая тучи
концами гордых мачт,
сыграть как самый лучший
неравный этот матч.
Вставай скорей, приятель,
а то проспишь рассвет.
Экватор - знаменатель
наш пересёк корвет.
Ведь это так прекрасно
плыть по своей звезде,
хотя порой не ясно -
по небу иль воде.
Июль, 1996 г
ПЕСНЯ КОНТРАБАНДИСТОВ
Под звёздной рекой,
над черной водой
ведём мы свои корабли.
А берег родной
бежит за кормой
и тает в туманной дали.
Нам ветер лишь брат,
нас волны бранят,
нас жены и дети не ждут.
И сотней карат
алмазы манят
и нас за собою зовут.
Под звёздной рекой,
над черной водой
ведём мы свои корабли.
А берег родной
бежит за кормой
и тает в туманной дали.
Пеньковой петлей
с родною землей
повяжут когда-нибудь нас.
Но этой весной
под красной луной
сквозь рифы ведём мы баркас.
Под звёздной рекой,
над чёрной водой
в манящей алмазной пыли.
А берег родной
бежит за кормой
и тает в туманной дали.
Июль, 1996
ПЕСНЯ СТАРОГО ПИРАТА
Когда-то, когда я был бравым пиратом
и вспарывал днища пузатым корветам,
когда умывался лишь ромом и златом,
когда не внимал я никчемным советам,
тогда я был счастлив, спокоен и весел,
беспечен, доволен самим я собою,
в глазах экипажа я в золоте весил
и часто в орлянку играл я с судьбою.
А волны вставали
и справа, и слева,
но я разрубал их
как сумки с деньгами.
А ветры нас гнали
как падшую деву,
и флаги на мачтах
чернели над нами.
Теперь я - обычный владелец трактира
и пьяным матросам я эль подливаю.
Нужду отправляю в уютном сортире
и прошлое вместе с тоской пропиваю.
Матрос иль цыган, сухопутная крыса ль -
никто не посмеет подать мне совета.
И ночью, и днём одичавшие мысли
стремглав убегают с гнилого корвета.
А волны бушуют
внизу под скалою,
и чайки опять
надо мною хохочут.
А где-то фехтуют
за чёрною мглою.
И кто-то отдать
кошелёк свой не хочет.
Продам нажитое, построю я шхуну,
команду найму из лихого отродья,
и рома глотну, и сквозь зубы я сплюну,
и в море умчусь я, сорвавши поводья.
И пусть мою шхуну тогда же потопят,
но в том абордаже расправлю я плечи.
Хоть я не поклонник романов-утопий,
но верю, что будет прекрасным тот вечер.
И в миг пред моментом,
как примет пучина
меня и корабль
как блудного брата,
я встану пред чёртом
и, выпрямив спину,
глотну ещё вдоволь
хмельного заката.
Август, 1996
НОЧНАЯ ВАХТА
Навеяно песнями А. Городницкого
Волна ударилась о борт,
швырнула мне в лицо
три дюжины холодных брызг
солёною пыльцой.
И ветер крикнул: "Чёрт возьми!
Опять ты медлишь, брат!"
И звёзды в небе вдруг зажглись
мне вместо старых карт.
Я отыскал средь них одну,
что мне укажет путь.
А ветер в спину все кричал:
"Забудь, забудь. Забудь..."
Зачем и что? И почему?
И есть ли в том резон?
Вокруг меня - сплошная ночь,
а дальше - горизонт.
Всегда в пути. Всегда один.
Всегда я жгу мосты.
Всегда потом наполнен трюм,
а я иду пустым.
Всегда я слушаю один
лишь ветер за кормой.
И никогда он не кричит:
"Домой, домой, домой!"
Корабль мчится прямо в ночь.
Я слышу ветра стон.
"Задуть, задуть, задуть, задуть!" -
Кричит мне в спину он.
И улыбаюсь я тогда
как раньше... много лет.
А на востоке, как всегда,
горит костром рассвет.
Волна ударилась о борт,
швырнула мне в лицо
три дюжины холодных брызг
солёною пыльцой.
И ветер крикнул: "Чёрт возьми!
Опять ты медлишь, брат!"
Мне предстоял далёкий путь
по предсказанью карт.
Сентябрь, 1998
НАСТРОЕНИЕ
Отражаться даю облакам...
ВАЛЬС ФИЛОСОФОВ, ИЛИ О ТОМ,
КАК Я ГОТОВИЛСЯ К ГОСЭКЗАМЕНУ
Сокрыты тайны бытия
в глубинах мирозданья.
И я ищу их по ночам
во тьме самосознанья.
А музыкант играет вальс
спокойно на три счёта.
И проплывает предо мной
непознанное что-то.
Да, музыкант играет вальс,
а я ищу ответы
и за одной другую ем
нервозно я конфеты.
Сокрыты тайны бытия -
мне к ним не подобраться.
И к мысли скоро я приду -
всё так должно остаться.
А музыкант играет вальс.
Танцуют на три счёта
Спиноза, Гегель, Фейербах
и с ними ещё кто-то.
Июнь, 1992
ТИХОЕ УТРО
Одна моя знакомая собака
стояла у фонарного столба.
Облезлый кот вдруг выпрыгнул из бака,
а я боялся мысль спугнуть со лба.
А мимо семенили пешеходы
и молча проплывали облака.
Кого-то беспокоили доходы,
а кто-то оставался в дураках.
И мирная такая обстановка
меня тревожила - не знаю почему.
И дрались на трамвайной остановке
два пьяных, не внимая ничему.
Май, 1997
О МОЕМ ВНУТРЕННЕМ МИРЕ
1/2 +1/3+ 1/6 = 1
Я мир свой поделил на пять частей
и сразу дружбе отдал половину.
Включил в нее десятка два страстей
и чувства запустил туда лавину.
Рассказам и стихам я отдал треть:
прочитанным и созданным в дороге,
добавив то, на что люблю смотреть:
Моря и горы, реки и пороги.
Шестую часть составил я из трех:
две больших отдал музыке с природой.
В остаток я вместил весёлый трёп
и лишь немного отдал бутербродам.
Сентябрь, 1998
РЖАВЧИНА
Словно парус занавеска
трепыхается от ветра.
Только вот на занавесках
далеко не улетишь.
Ты сидишь: глаза без блеска,
в полосатых теплых гетрах,
в сорока квадратных метрах,
тих и скучен словно мышь.
За оконной рамой в небе
звезды ссыпаны узором.
А тебе опять не спится,
что ж, приятель, поделом!
Если думать лишь о хлебе
и зевать с потухшим взором,
остается или спиться,
или слечь в металлолом.
Где же выход? Что же делать?
Где найти мне столько смазки?
Как мне с ржавчиной бороться?
Как противно не скрипеть?
Кто-то скажет: "Утром бегать,
строить дамам хитро глазки,
биться с тем, что не дается,
перед сном немножко петь."
Если же соседи ваши
недовольны будут песней,
надо тихо спеть другую
(в стороне от их дверей).
Звёзды станут сразу краше,
воздух - в сотни раз чудесней,
и ничем ты не рискуешь...
А не хочешь, что ж - ржавей.
Март, 1997
НАДО
Надо уметь прощать.
Надо уметь дружить.
Надо уметь мечтать.
Надо уметь любить.
Надо уметь теперь.
Надо уметь терпеть.
Надо уметь искать.
Надо найти суметь.
Надо уметь поднять.
Надо уметь понять.
Надо уметь грустить.
Надо уметь вставать.
Надо уметь творить.
Надо уметь дарить.
Надо бросать курить.
Надо обед варить.
Сентябрь, 1997
НАСТРОЕНИЕ
Мне немного взгрустнулось -
наяву и во сне.
Что-то, видно, замкнулось:
дело, видно, к весне.
Дело, видно, в апреле,
в талом снеге вокруг.
Я чему-то не верю
и, похоже, - не вдруг.
Мне немного взгрустнулось, -
видно, что-то в крови
закипело, всплеснулось:
дело, видно, к любви.
Видно, вместе с капелью
я впитал прямо с крыш
то, чему я не верю.
Только это всё лишь...
Июль, 1997
ДИПТИХ С ХОЛОДНЫМ ВЕТРОМ
О ТЕПЛОТЕ
Когда поверишь снам, что ты согрел,
то самому становится теплее...
Обидно, что костёр мой догорел
и ветер злой золу давно развеял.
Погасли краски. Ночь хранит секрет.
Рябины куст не гаснет понапрасну.
Луна сама рисует свой портрет.
В нём свет прошедших дней сверкает ясно.
Прости меня, коль было что не так,
коль недодал, надеюсь, что не отнял.
Прости меня за то, что был чудак,
что до конца я снов своих не понял.
Взошла непутеводная звезда.
Приходит сон, и некуда мне деться.
Ещё не наступили холода,
а тот - другой помог тебе одеться.
Август, 1998
ЭТО - ТОЧНО
Павлины, говоришь... Павлины... Это - точно...
(Красноармеец Ф. Сухов. "Белое солнце пустыни")
Я так хочу согреть весь белый свет,
но знаю, что на весь меня не хватит.
Я говорю, задумавшись: "Привет..."
Мне больно тебя видеть в теплом платье.
А ты в ответ: "Да, в платье. Ну и что?
Сегодня дует северо-восточный..."
И вторит благоверный твой в пальто
как в фильме знаменитом: "Это - точно."
Я сознаю, что вид мой в пиджаке
в любых глазах способен вызвать ужас.
Я улыбнусь, кивну, скажу: "Okay!"
И невзначай вступлю кроссовкой в лужу.
Стрельнув у "твоего" пять сигарет,
я ухожу с большим трудом, не ёжась.
В ночи опять потонет мой "привет"...
как дым, но я скажу: "Тепло мне все же!"
Август, 1998
ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ
Есть люди, которых люблю я давно.
Есть люди, которых - недавно.
Есть те, для которых я просто гавно.
Есть те, для которых - подавно.
Нас учат добру, говорят: "Не суди",
Что значит - не делай сравненья.
Обидно, когда тебе скажут: "Иди",
Сославшись на дядино мненье.
Согласен. Так проще и крепче так сон,
и к чёрту душевные муки,
и сам ты спокоен себе в унисон,
и вымыты тщательно руки...
Уж лучше я сам окажусь в дураках,
чем больно кого-то обижу...
Хожу я в перчатках на чистых руках,
мной помыслы лучшие движут.
Август, 1998
ВСЁ ВОЗМОЖНО
Если что-то не так,
значит, надо кому-то ответить.
Можно рожу набить,
можно тихо, но четко послать.
Если что-то не так,
можно новое "что-то" наметить.
Можно тихо запить
или просто отправиться спать.
Если что-то не так,
это значит, что было иначе,
А раз было, то верь -
может всё повториться опять.
Если что-то не так,
можно снова пытаться... Тем паче
улыбнись, и поверь,
и скажи всем: "Да бросьте, пустяк! "
Апрель, 1997
СУЕТА
Юре Жудину
Непостоянство - постоянно.
Калейдоскопом - суета.
И многолико, многогранно
бегут закатные цвета.
Они бегут и гаснут в небе,
пробившись вновь салютом звёзд.
И застывает ночь на гребне
как мост в страну заветных грёз.
А ты не можешь не крутиться
и посмотреть вокруг себя.
И речи нет, чтоб насладиться,
забыться хоть на миг, любя.
Любя полночный запах лета
и шорох первобытных снов,
ты ринешься опять с рассветом
в мир нудных повседневных слов,
чтоб, с головою окунувшись
в мир беспросветной суеты,
там с кем-то в зеркале столкнувшись,
вдруг осознать, что это ты.
Август, 1996
КОГДА ТВОЙ ДРУГ СТАНОВИТСЯ ОТЦОМ
Когда твой друг становится отцом,
Не спрашивай его: "А что с лицом?"
Когда-нибудь, быть может, станешь сам.
Тогда поймешь всю цену словесам.
Когда твой друг становится отцом,
ты можешь стать последним подлецом
в том случае, коль спросишь даже раз:
"Ну что? Распишем пульку? В преферанс..."
Когда твой друг становится отцом,
забудешь ты про музыку с винцом.
Узнаешь ты, где в кухне свет и газ,
и за куренье там получишь в глаз.
Когда твой друг становится отцом,
ты поддержи его заботливым словцом
и не мечтай увидеть сытый стол,
а то опять поможешь вымыть пол.
Когда твой друг становится отцом,
учти, имеешь дело ты с птенцом.
Порхает он везде без задних ног
и заплетается его невнятный слог.
Когда твой друг становится отцом,
не спрашивай его: "А что с лицом?"
Учти: уже легли пеленки в таз,
а могут полететь в твой хитрый глаз.
Ноябрь, 1996
СОТВОРЕНИЕ ПЬЕСЫ
Застывшие движения души
ложатся на бумагу монотонно.
О, боже мой, как были хороши
мгновения, уложенные стройно.
Как было интересно: познавать
и блефовать, неистово рискуя;
без задних ног валиться на кровать,
в блокноте впечатления рисуя;
незримо наблюдать и принимать
участие в созданьи новой пьесы;
в друзьях своих героев узнавать,
и будоражить беспокойство прессы,
и по ночам опять переживать
открытое и найденное за день;
всё снова в каждом слове проживать,
на свечку оплывающую глядя.
Застывшие движения души
ложатся на бумагу монотонно.
О, боже мой, как были хороши
мгновения, уложенные стройно.
Апрель, 1992
БАНАЛЬНЫЙ ЭТЮД
Тот отпечаток, что оставляет в нас плотский страх,
в картинах прячет своих художник, поэт - в стихах.
И то, что тайно тревожит сердце, выходит в свет
частично через творенья наши сквозь призму лет.
Так много нужно ещё друг другу всего сказать,
и что-то гложет, и снова ночью не будешь спать.
И, может, выйдут на свет сомненья прошедших дней,
но не найдешь ты успокоенья в душе своей.
Март, 1992
ПЕЙЗАЖ
Диме
Я нарисую на стене окно,
которое выходит в океан.
И в кухне, где уютно и тепло,
растают сны и курева дурман.
С водою я смешаю небосвод.
Воткну иглою в море синий мыс
и белый парус - средство от невзгод -
далекий, как несбывшийся каприз.
Поставлю стол я с пачкой сигарет,
бутылку, пару рюмок - для нутра.
Твой взгляд - улыбкой теплою согрет,
и разговор начнется - до утра.
Потом открою шире я окно,
чтоб ветер шум прибоя доносил,
соединяя разное в одно,
хоть я его об этом не просил.
Март, 1994
ОДИНОЧЕСТВО
Образы нас посещают по ночам
И приносят осознанье и обман.
Мы, как маленькие дети, верим им.
И, решенья принимая, после спим.
А на утро, взявши куртки, мы идём
на работу как в болото и не ждём,
что придет к нам наша муза или друг.
И на лицах - отрешенье и испуг.
Никого мы не боимся, но подчас
не хотим мы, чтобы кто-то понял нас.
Не хотим открыться настежь пред людьми.
Ну, а ночью остаемся вновь одни.
И приходят вновь виденья в гости к нам.
И мечтаем быть поближе мы к друзьям.
И ложатся мысли к мыслям как слова.
Строчки - будто на бумаге... День - глава.
Февраль, 1995
НЕМНОГО О ЗРИТЕЛЬНОЙ ПАМЯТИ
Лица тех, кого встречал ты раньше,
ночью молча выстроились в ряд.
И опять терзает, память раня,
незнакомо-близкий странный взгляд.
Города и страны канут в лету
в веренице расставаний - встреч...
В чёрном небе крутятся планеты.
Век бы не снимал я руки с плеч.
Утро, в подсознание проникнув,
день погонит снова наугад.
Может где-то посреди возникнет
беспредельно-близкий чей-то взгляд.
И тогда, в то самое мгновенье,
совершив положенный обряд,
в душу тихо заползет сомненье
и пополнит бесконечный ряд.
Март, 1995
ОТРАЖЕНЬЕ В ОКНЕ
Мне опять улыбнулось
отраженье в окне.
Что-то вдруг всколыхнулось -
то, что было на дне.
Тишину чёрной ночи
Разогрев как угли,
двадцать пять новых строчек
на бумагу легли.
И как будто дохнуло
приближеньем весны,
и окно распахнулось,
чтоб надежду впустить.
И вздохнув полной грудью,
сдунув чёлку со лба,
затаилась средь буден
в ожиданьи судьба.
А часы всё стучали
и звенела капель.
Обгоняя печали,
въехал в город апрель.
Если даже приснилось
иль привиделось мне,
всё равно улыбнулось
отраженье в окне.
Апрель, 1996
ТРОГАТЕЛЬНЫЙ СОНЕТ
Душою прикоснись к душе -
и ты услышишь пенье скрипки,
запомнишь стан тугой и гибкий
и родинки на нём мишень.
Как беззаботна детвора,
не ведая тоску и грубость.
Давай и мы забудем глупость
и грусть прогоним со двора.
Уже свистит стрела в ночи,
несущая любовь и муку.
И тетива тугого лука
звучит. Родная, не молчи.
Душою прикоснись к душе -
и ты услышишь пенье скрипки.
Сентябрь, 1991
СОНЕТ УДИВЛЕНИЮ
Давайте жить в любви. Давайте восклицать.
Давайте обновим свои черты лица.
Давайте привнесём в них радость и добро,
над глазом нанесём приподнятую бровь.
Давайте делать жизнь прекрасней с каждым днём,
смеяться, и дружить, и чувствовать подъём.
Подъём душевных сил, опять - подъём бровей,
уметь произносить друг другу слово - "Верь".
Давайте понимать и удивляться вновь.
Давайте принимать и отдавать любовь.
Давайте просто быть и просто быть людьми.
Поверь, противно жить, когда ты нелюдим.
Поверь, предела нет на свете чудесам.
Так удивляй весь свет и удивляйся сам.
Февраль, 1998
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
Я лежал под рассветом -
непонятный и глупый,
до противного трезвый
и спокойный, как слон.
А гонимые ветром
плыли в небе тулупы
облаков, плыли резво,
забегая за склон.
Я лежал под рассветом -
самозванно открытый,
однозначно прозрачный
и дождям, и умам.
Уходящее лето
было дымкой покрыто,
и немного невзрачно
копошился туман.
Я лежал, не стесняясь
ни зверей, ни прохожих,
просто скромно мечтая,
никого не судя.
Я следил за тенями:
все они непохожи.
Только медленно тают
и слегка бередят.
Сентябрь, 1998
ВЕТРА И ОБЛАКА
Стану озером.
Буду лежать и отражать облака.
Ю. Визбор
Облака, отражаясь во мне,
проплывают по срочным делам.
Я лежу на зелёном холме
и лицо подставляю ветрам.
Запах моря и бронзовых скал,
запах рыбы и северных звёзд
мне на облаке сером прислал
седовласый скиталец Норд-ост.
А чуть позже ко мне подбежал
озорной и весёлый Зюйд-вест.
Он на облаке белом прислал
запах сена и пенье невест.
Облака, повинуясь ветрам,
разбежались по свету опять:
по морям, по степям, по горам -
им всего всё равно не объять.
Пусть от ветра прошибла слеза,
пусть от солнца щекотно щекам.
Я лежу, не закрывши глаза,
отражаться даю облакам.
Апрель, 1996
Благодарность
Мне бы очень хотелось высказать слова любви и благодарности многим людям, без встреч с которыми не появилась бы эта книга. Я не буду перечислять имена моих близких и учителей, так как это перечисление заняло бы целую страницу. Я просто хочу отметить, что этой книги не было бы без моих бабушек и дедушек, родителей, брата, без учителей 444-й московской школы. Их забота, пример, влияние, их воспитание и дружба сделали меня таким, каков я есть, помогли мне сформироваться, вырасти и встать на ноги. Я не буду перечислять поэтов и музыкантов, актеров и художников, благодаря творчеству которых мне захотелось взять перо. О любви ко многим из них вы могли узнать со страниц этой книги. Я не буду перечислять всех моих друзей - их слишком много, но и без их дружбы и поддержки в трудную минуту этой книги бы не было. Поэтому я выскажу здесь конкретную благодарность именно тем людям, благодаря которым я так или иначе начал и, что самое главное, не бросил писать.
Я благодарен Роме Чабану, спросившему меня в первый день нашего знакомства, не пишу ли я стихи. (Это произошло на "картошке", когда мы шли за комбайном, представляя молодых специалистов нашего НИИ). Тем же вечером я прочел ему несколько стихотворений - все что было написано на тот день. Его мнение и советы во многом помогли мне. Так же я благодарен Роме Чабану за то, что в течение года он слушал и подзадоривал меня.
Я благодарен моим друзьям по работе Володе Паролю и Сергею Тютикову, мужественно слушавшим мои первые "перлы". Я благодарен Вите Князькину, который делал это тогда и продолжает следить за моим творчеством и сейчас, несмотря на то, что между нами - Атлантический океан.
Я благодарен моему институтскому другу Диме Зубареву, в гостеприимном доме которого я написал не одно стихотворение.
Я благодарен моему школьному другу Косте Лапшину за сопереживание моему творческому росту и готовности не только выслушать, но и разобрать стихотворение, дать оценку.
Отдельную благодарность я хочу выразить Маргарите Минеевой за ценные советы по оформлению этого сборника, расположению материала, размещению иллюстраций к стихам, а также за редактирование отдельных глав сборника.
Контактная Информация
По вопросам приобретения книги, а также по любым другим вопросам, вы можете обращаться к автору через его компьютерную почту e-mail: mazel@synnegoria.com
Михаил Мазель известен как автор страниц на Интернете, тематически связанных с российской культурой и литературой. Самая популярная из них - "Письма-Мылом" - посвящена проблемам эмиграции. На ней собраны впечатления наших бывших соотечественников, разбросанных по всему земному шару об их жизни в новых условиях. Вы можете ознакомиться с этой уникальной подборкой писем, фотографий и заметок по адресу: http://letters.synnegoria.com
Другая страница - страница Клуба русских писателей Нью-Йорка. Вы можете познакомиться с творчеством членов Клуба, заказать книги, ознакомиться с историей этого уникального для эмиграции объединения, существующего в Нью-Йорке в течение вот уже более 20 лет. Страница Клуба расположена по адресу: http://rwc.synnegoria.com
Помимо этого, на сервере Михаила, который называется "Место встречи", вы можете найти ещё более двадцати его авторских проектов и проекты его друзей.
Адрес сервера на Инернете: http://www.synnegoria.com
|
