Пушкинский урок

Мы все читали о дуэли,
О Черной речке, белом снеге.
И восклицали: - "Неужели
Он вправду разминулся с нею."

Закрыты школьные тетрадки.
"... Будь Натали не близорукой..."
И дети строили догадки,
Но не тянули дети руки.

Ах, эти вечные "А чтобы?!.."
Истории любимый козырь.
Лежат за окнами сугробы.
И красным кровь,.. а может розы.

В тот день не ставили отметки
И вызывали тех, кто хочет.
"... Он был стрелок довольно меткий..."
Две даты. Между - черный прочерк.

Учебник. Белая бумага.
Немой вопрос в горящих взорах.
За окнами на стеклах - влага.
"... В нем Ганибалла буйный норов..."

Года пройдут - возьму я книжку,
Перелистаю эти строки.
С уроков бегал я вприпрыжку.
Смеялся вслед учитель строгий.

Страница. Снова "Буря мглою..."
Страница "...дядя честных правил"
Колол соседа я иглою...
Учитель двойку мне поставил.

"... Вознесся выше он главою..."
И с няней пил он чай у печки.
Снег сыплет белою крупою,
И кони мчатся к черной речке.

15 февраля 1999 года

	

	

Школьный диптих

Десятый класс. Март

Подсыхает асфальт,
А сугробы лежат лишь местами.
Сотни радужных смальт
Отражаются в юных глазах.
"Часовые любви"
Как всегда не следят за часами.
И играет им гимн
Март, стекающий с крыши в слезах.

Вдоль линеек дорог
Тихо бродят в Измайловском парке
Тени прошлых тревог
И предчувствие новых атак.
В школе - пятый урок,
Лужи плоские, словно тетрадки
И вопрос между строк
Затаился - Откуда и как?

Как банален сюжет:
Двое снова урок прогуляли.
Положеньем планет
Им не надо весну объяснять.
Класс десятый бежит
И его остановишь едва ли.
Неизвестность лежит
И уроком ее не объять.

Эти двое в пути,
Двое движутся в поисках сути.
Пусть пришлось им уйти,
Недослушав последний  урок.
Чтоб весну торопить
Поцелуем надежды и грусти.
Двое учатся жить...
Им на сцену идти вышел срок.

12 марта 1997 года

	

	

Последний звонок

Мы улетаем всё дальше и дальше.
Улицей лица. Столица. Пыльца
Нам не досталась. Не чувствуем фальши.
Ветер уносит нас прямо с крыльца.

Не опылённые. Первые ласточки.
Та же картина мгновенье спустя.
Всё то же самое: битые лампочки.
Только упущен какой-то пустяк.

Мальчики. Девочки. Бантики белые.
Девушки. Запахи. Косы и смех.
Звон колокольчиков. Выводы смелые.
Кисточки  взмах... Будто сдуло нас всех.

Снова кружимся в весенних метелях мы.
Пух тополиный и усиков пух.
Выросли девичьи груди... Как смели?
Смехом колышутся, радуя слух.
* * *
Вечер над городом в дрейфе безветренном
Мягко планирует в зелень садов.
Крылья расправлены. Карты проверены.
К новым маршрутам каждый готов.

15 декабря 1999 года

	

	

Чужое самосожжение
                Любимым актерам

Я так хочу открыться и принять.
Потом мечтать, творить и растворяться.
И, может быть, чего-нибудь понять
И, претворив, суметь не притворяться.
Я не хочу делить на тех и тех
В согласии с каким-то тем и этим
Дарующих печаль, сомненья, смех
И что-то, что мы вовсе не заметим.
Я не умею здраво рассуждать,
Не знаю ни течений, ни движений.
По улицам люблю потом блуждать,
Поджаренный чужим самосожженьем:
Их мысленно в душе благодаря.
За несколько несбывшихся мгновений,
Украсивших листок календаря
Своим неповторимым мановеньем.

31 января 1999 года

	

	

Слова на бумаге
                ... А. Макаревичу

Я не знаю откуда берутся
В нашей жизни слова в те моменты,
Что печалью и грустью зовутся.
Не берем на слова те патента.

Они рвутся из сердца беззвучно.
Они чаще лежат на бумаге.
Они тем, кто был нами приручен...
Нам их шепчут незримые маги.

Эти маги во снах к нам приходят.
В темноте мы дыханье их слышим.
И часами мгновенья проходят
Иногда торжеством наивысшим.

По утрам мы уносим их в сердце.
Мы желаем добра адресатам.
Но закрыты незримые дверцы.
И опять мы сродни арестантам.

И опять впереди две дороги.
И опять нам стоять на распутье.
У игры - снова правила строги.
У решеток, как правило, прутья.

И приходится снова бороться.
И решать: - "Ну а что тебе надо?"
А в груди - сердце глупое бьется
В ожидании нежного взгляда.

Ночь проходит незримо, неслышно.
Разливается кляксой из фляги.
И опять торжеством наивысшим.
Застывают слова на бумаге.

31 января 1999 года

	

	

Летящая корова
          По мотивам сцены из фильма 
          Г. Данелии "Мимино"

Корова по небу летела, мычала.
Корова об этом с рожденья мечтала.
Смотрела теленком на маленьких птичек,
А люди считали мечту ее кичем.

Корова ночами смотрела на звезды
И капали в стойло из глаз ее слезы.
Жевала корова казенное сено
И грустно вздыхала о времени бренном.

Шли годы. Хозяйка коровы решила
Отправить корову на мясо и мыло.
И встала проблема: Из горной деревни
Спуститься в поселок с коровою древней.

Чирикают птички. День будет отличный.
Летит вертолет, как автобус привычный.
В поселок доставит всех, будьте здоровы,
В нем только нет места для старой коровы!..
* * *
Огромная птица на землю спустилась.
"Ко мне? Неужели!..." - корова смутилась.
Она, как обычно, жвачку жевала.
О чуде, конечно, она не мечтала.

Когда привязали ее к вертолету,
Корова мычала, готовясь к полету.
Болтаясь под брюхом огромной машины,
Прощалась с деревней глазами большими.

Под ней проносились зеленые горы,
На склонах которых паслась на просторе,
Жевала траву и тихонько мечтала
Как птичка летать, и тихонько мычала.

21 ноября 1999 года

	

	

След
        "На улицах тьма
        Уже столько лет
        И ветер забыл свой путь..."
                               из песни Кати N

Вера у нас одна.
Нету у нас другой.
Тьма - это ночь без дна.
Каждый во тьме - изгой.

Карты легли - врут.
Стоит ли их брать?
Может, твой друг - Брут?
Может, ты сам - враг?

Вера у нас одна.
Шаг в темноту - путь.
Тьма - это ночь без дна.
Где-то внутри - суть.

Стоит ли ждать свет?
Эхом в ушах: "Пусть
Скроет песок след,
Скроют часы грусть".

Вера у нас одна.
Песни другой - нет.
Где-то во тьме - знак.
Сверху - минут снег.

Нам не дано знать.
Значит опять в путь.
Верить нельзя снам,
Что в темноте жуть.

Тьма - это ночь без дна.
К свету ведет след.
Песня у нас одна.
Веры другой нет.

30 ноября 1999

	

	

Мокрый диптих

Осенний мотив

Слышится тихая музыка.
В небе дыхание осени.
Ветер забрел опять в волосы,
Схваченные легкой проседью.
Вечер упал к ногам замертво,
Дождичком, видимо, скошенный.
А я иду молча, кутаюсь
В пиджачок свой старенький, ношеный.

Может быть мне это кажется,
Может быть делать мне нечего,
Только смеяться мне хочется,
Мокрым, странным, хмельным вечером.
Все о чем я сейчас думаю,
В сорок строчек вряд ли уместится.
Фонари лишь свои головы
Тянут через туман к месяцу.

Вдоль аллеи иду, брошенной
Одиночеством в ночь темную.
С бодуна головой дергаю,
Отгоняю тоску томную.
Летят брызги от луж в стороны,
Шуршат шины такси позднего,
Спешат люди в постель теплую,
Гаснут окна в домах гроздьями.

И какой-то старик тронутый
Заиграл вдруг мотив осени.
Из окна, что одно светится,
Дождем льется мотив простенький.
Замелькали слова строфами,
Под аккорды старенькой скрипочки.
И парят мысли те мокрые,
Что связали надежд ниточки.

Продолжает играть музыка.
В ритме дыхания осени.
Ветер забрел опять в волосы,
Схваченные легкой проседью.
Вечер упал к ногам замертво
Догорает окурок брошенный,
У подъезда стою я и думаю,
Весь промок мой пиджак ношеный.

сентябрь - 15 ноября 1991

	

	

Аллея любви

Над Москвою обложной дождь.
И ознобом по спине дрожь.
В темноту осенних луж с рук.
Следом дробью по щекам стук.

И коснулась пустота плеч.
Непонятна мне дождя речь.
Лишь вчера он о любви пел,
А сегодня бьет пучком стрел.

По аллее не пройдет свет:
Дождь стеной и даже пней нет.
Здесь посажена трава вновь,
Перепахано... Чешу бровь.

Помню в детстве как-то шел здесь.
Ветер с кроны тополей слез
И спросил меня: "О чем, друг,
Ты мечтаешь, проходя тут?"

Я тогда ответ не знал сам.
Но мечтать я в тех местах стал.
Не один прошел с тех пор год.
Здесь построили в метро вход.

Не о том совсем идет речь,
Что любви корабль дал течь,
Что из рваных ран души льет,
Что холодный дождь в лицо бьет...

И хотя тех тополей нет,
И в домах уже погас свет,
Слышу шелест я опять вдруг.
Он мне шепчет: "Не грусти, друг".
* * *
Я лежу. В окно стучит ночь.
Мысли гонит новый сон прочь
Вдоль аллеи тополей вверх.
Слышу рядом звонкий твой смех.

1 декабря 1999

	

	

Фотограф
         К. Я.

Фотограф, ты оставил память
Об упорхнувших наших буднях.
Запечатлел ты много зданий,
Которых, как и нас, не будет.

Фотограф щелкает. Секунда ...
И вылетает  в небо птичка.
От пленки к пленке - наши судьбы
И стай незримых перекличка.

Листаю старые альбомы.
Тут все знакомо, и не очень.
Вот отпечаток старый, темный.
Он рассказать так много хочет.

За каждым снимком - жизни строки
Прошедшие не раз сквозь призму.
В домах, в траве, в деревьях, в стеклах -
Прошедших судеб виден призрак.

Фотограф щелкает, и птичка
Вливается в таких же стаю.
Мгновенье поймано с поличным,
А день взметнулся и - растаял.

Мне кажется порой, что звезды -
Скопления таких вот птичек,
Метаморфозы ночи поздней
С гудком последней электрички.

Нас встречи ждут с ушедшим миром,
Закрученным, как фотопленка.
Там и злодеи, и кумиры,
И смех беспечного ребенка.

Застыли образы и годы.
Застыли лица, судьбы, души.
Застыли радость и невзгоды.
Листай альбом. Смотри и слушай.

30 марта 1999 года

	

	

Триптих о Нью-Йорке


Кафе "Any Way"

В полутьме Нью-Йоркского кафе
Мы сидели, слушая певицу.
Незнакомой песенной строфой
Any Way мерцали наши лица.

Наш на час заслуженный причал
Блюдо необычного десерта.
Фрукты, кофе, соус на свечах,
Тихая нехитрая беседа.

Две ступеньки вниз от суеты.
Зеркала. Семь столиков и стойка.
У певицы с текстами листы,
У меня свои возникли строки.

Убежать от этого нельзя,
Как не убежать от провиденья.
Исчезают новые друзья,
Возникают старые виденья.

Дом, работа, творчество, судьба.
Круг, прямая или треугольник?!
Может, ты и выдавил раба,
Только ты пожизненный невольник.

Так невольно вызванная дрожь
Перебором струн коснулась тела.
Из души умчались грусть и ложь.
Почему ж она так опустела?

Я тебя не вижу в темноте.
Лишь знакомый профиль  - очертанье.
Час нам данный мигом пролетел
Незнакомым словосочетаньем.

Мы выходим. Нас встречает ночь
Группой незнакомых нам прохожих.
Десять тридцать. День уходит прочь.
Завтра будет новый, непохожий.

30 апреля 1999

	

	

Бродвей

Я живу в Нью-Йорке
На самом Бродвее.
Только духом City
Тут совсем не веет.

От того Бродвея
Форменно балдею:
Слева тут испанцы.
Справа - иудеи.

И дома постройки
Тут начала века.
Между ними бойко,
Нагло скачут белки.

Всё б перепроверил
После кинозала...
Я бы вам не поверил
Если б мне сказали.

Я б вас расстроил,
Недоверьем к фото ...
Сам теперь настроил
Только фразу: "Вот как!.."

Продолжая ставить
В письмах наблюденья,
Я хочу представить
Ваше удивленье.

Знать, что не напрасно
Шлю их, соловея,
Из страны контрастов.
Прямиком с Бродвея.

Где-то небоскребы
Прорубили небо.
В Гарлеме в трущобах
Затаилась небыль.

А у нас в поселке
В переулке тихом
В городе Нью-Йорке
Сочиняю стих я.

Под огромным кленом,
Развернувшим ветки,
В скверике зеленом
Бабушки и детки.

Дедушки тихонько
Обсуждают прессу
Под скалой в сторонке -
Под живым навесом.

Чтоб их не обидеть,
Я пожалуй скрою,
Что такое видел
Лишь на Черном море.

Чтобы столько сразу,
Да интеллигентов...
Сочинить бы фразу
Им для комплиментов...

Ветерочек с горки
От Гудзона веет.
Я живу в Нью-Йорке
На самом Бродвее.

5 ноября 1997

	

	

Влажность

По Бродвею бродит
Старость из России
И авоськи тащит
Из последней силы.
Как всегда, друг друга
Подперев плечами,
Тащатся супруги
И не верят сами.

Что же будет дальше?
Меньше или больше?
То, что было раньше
В сумочке из Польши,
Купленной когда-то
В магазине Ванда...
Старого солдата
Беспокоят раны.

Вырвали их с корнем,
Уезжая, дети.
Что им старым делать
В этом Новом Свете?
А куда им деться?
Принимают муки.
Силы, чтоб вертеться,
Подливают внуки.

Путая словечки:
"Здравствуй мой granddaddy"
Эти человечки
Бегают, не глядя...
Утащили палки,
Чем они не кони?
Веселятся галки
Над скамейкой в кроне.

В магазине русском
Русские газеты.
На площадке узкой
Вечные приветы.
- Как учить английский,
Чтоб ходить в больницу?
- Как звонить по скидке
В бывшую столицу?

- Вовремя ль начнутся
Завтра сериалы?
Слово скажут в адрес
Пугачевой Аллы.
- Вы читали? - Жалко...
- Слышали? - Да. - Сколько?
- У скамейки палка?
-Нет, в руках у Борьки...

Улетают ноты,
Улетают в небо.
И не разобраться:
Быль то или небыль.
С кем всё было это?
С кем того не будет?
Может этим летом
Попрохладней будет.

Клинтон - Джулиани,
SSI и велфер...
Отплывает память
От последней верфи.
Но зато гуляют
Под окном внучата,
Вдоволь получая
Свеженькой клетчатки.

Боря, милый мальчик,
Кинул мячик Ленке.
Попадает мячик
По больной коленке.
"I am sorry тетя"
(Много ли вам надо?
Если Вы уйдете,
Я могу по заду).

Вот и снова вечер
Радует закатом.
Щеголяет ветер
Англо-русским матом.
Всё так, как и прежде.
Отдыхают уши.
Той страны надежда
Здесь отводит душу.

Это только сказка.
Присказка - в том мире,
Где, хоть и со смазкой,
Жили - не тужили.
Вкалывали дружно,
Чувствовали важность,
Что-то было нужно...
Здесь одна лишь ВЛАЖНОСТЬ.

Слышно, слышно снова.
Были, были, были.
Затерялось слово
В придорожной пыли.
Бывшие начальн... А...
Будущие звезд...? Но,
Начинать сначала
Никогда не поздно.

23 октября 1997

	

	

Быть проще

Я использую рифмы простые.
Я записан в плохие поэты.
Гордость или, вернее, гордыня
Иногда возмущаются этим.

Ведь простые - не значит плохие.
Есть душа и присутствуют мысли.
Боль и радость слагаю в стихи я
В образ некий, что временем смылся.

Существую я с кредо "Будь проще".
А стихи - часть его отраженья.
Гениальность поэту не прочат.
Гениальность - она от рожденья.

Простота - воровства много хуже.
Но не будем две истины путать.
Простота - украшение дружбы,
Путь кратчайший меж сердцем и сутью.

23 февраля 1999 года

	

	

Беспризорник

Город растворяется в воде,
Исчезая вместе с горизонтом.
Он разлился: синий беспредел.
Заблудился старый беспризорник.

Город растворяется в ночи,
Так же, как потом в рассвете - звезды.
Отыскать забытые ключи
От любви бессмысленно и поздно.

Город растворяется во сне.
Сон - во мне, а я - в своей печали.
И вода, слезы твоей пресней,
Как любовь, в ночи меня качает.

14 декабря 1999 года

	

	

Закат

Он соткан был из ветра и огня
Стакан вина разлитого над нами.
Стекали каплями следы былого дня.
Стихали краски там, где было знамя.

Стихам я предпочел бы, право, кисть:
Слезами звезды капали на город.
Слезал по скату крыши желтый лист.
Слизал прохожих с улиц первый холод.

14 мая 1999 года

	

	

Ночная вахта
        навеено музыкой и песнями А. Городницкого

Волна ударилась о борт
Швырнула мне в лицо
Три дюжины холодных брызг
Соленую пыльцой.
И ветер крикнул: - "Черт возьми!
Опять ты медлишь, брат!"
И звезды в небе вдруг зажглись
Мне вместо старых карт.

Я отыскал средь них одну,
Что мне укажет путь,
А ветер в спину все кричал: -
"Забудь, забудь. Забудь..."
Зачем и что? И почему?
И есть ли в том резон?
Вокруг меня сплошная ночь,
А дальше горизонт.

Всегда в пути. Всегда один.
Всегда я жгу мосты.
Всегда потом наполнен трюм,
А я иду пустым.
Всегда я слушаю один
Лишь ветер за кормой.
И никогда он не кричит: -
"Домой, домой, домой"

Корабль мчится прямо в ночь
Я слышу ветра стон: -
"Задуть, задуть, задуть, задуть!" -
Кричит мне в спину он.
И улыбаюсь я тогда,
Как раньше, много лет,
А на востоке, как всегда
Горит костром рассвет.

Волна ударилась о борт
Швырнула мне в лицо
Три дюжины холодных брызг
Соленую пыльцой.
И ветер крикнул: - "Черт возьми!
Опять ты медлишь, брат!"
Мне предстоял далекий путь
По предсказанью карт.

12 сентября 1998 года